Отец Павел Адельгейм: биография.

Убит протоиерей Павел Адельгейм

Вечером 5 августа 2013 года в Пскове был убит протоиерей Павел Адельгейм. Тело священнослужителя с ножевыми ранениями было обнаружено в его доме в Красногорском проезде рядом с храмом Константина и Елены в понедельник около 20.00. Подозреваемый задержан.

Следственный комитет России возбудил уголовное дело по факту убийства священника. Предположительно отец Павел был убит психически нездоровым человеком, который был знаком с покойным. В момент задержания подозреваемый «причинил себе ножевые ранения и был госпитализирован», говорится в сообщении ведомства.

По словам руководителя пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси диакона Александра Волкова, протоиерей Павел Адельгейм «стал, как можно судить по имеющейся сейчас информации, жертвой исполнения пастырского долга как готовности прийти на помощь любому человеку».

«Святейший Патриарх Кирилл скорбит о трагической смерти отца Павла Адельгейма и молится об упокоении его души», — сообщил отец Александр.
1 августа 2013 года протоиерею Павлу Адельгейму исполнилось 75 лет.
Патриархия.ru

Убийство отца Павла Адельгейма: хроника трагедии

Ольга ШАТОВА

Псков потрясён убийством: погиб не просто невинный человек, а всеми уважаемый священник Павел Адельгейм. Да и нож оказался в руках не простого злодея, а страдающего и к тому же религиозного молодого человека. Помрачение нашло на выпускника ВГИКа, который попытался покончить и с собой тоже - едва осознал содеянное.

Трагедия произошла в понедельник вечером, 5 августа, примерно в 19.30, - в доме священника Павла Адельгейма. По свидетельству близких, он читал своему молодому московскому гостю Сергею Пчелинцеву о святом Луке Войно-Ясенецком, как вдруг парень обезумел, схватил нож и нанес священнику несколько ударов, один из которых стал смертельным.

Безумие

Позже, когда полицейские стали проверять, как быстро приехала «скорая» (наверное, в таких случаях родственникам всегда кажется, что «скорая» едет по вызову слишком медленно), то, во-первых, посчитали, что медики прибыли на место трагедии уже через семь минут, а во-вторых, что для Павла Адельгейма помощь вызывали восемь раз. И ещё шесть раз её вызвали для подозреваемого в убийстве, который, по утверждению очевидцев, выбежал во двор и стал метаться там с криками: «Что я наделал?». А когда за ним приехали полицейские - два раза ударил себя ножом в грудь.

Сейчас Сергей Пчелинцев находится в реанимации. В ночь с 5 на 6 августа ему сделали операцию на поврежденном лёгком. Медики до сих пор оценивают его состояние как тяжёлое. Пока никто не знает, когда полицейские, которые дежурят возле его палаты, смогут его допросить.

Он жил в доме Павла Адельгейма три дня. Родные священника сразу поняли, что с парнем что-то не так.

Сергей страдал от сильных головных болей. Говорят, что в юности он занимался борьбой и повредил шейный отдел позвоночника. По свидетельству его матери, ситуация ухудшилась после того, как он снял фильм про маньяков-убийц. Молодой человек и сам признавался, что работа над этим фильмом произвела разрушительное действие на его психику. Он пробовал искать утешения в религии и, наконец, сбежал от родных в Псков. Кто-то из знакомых посоветовал ему обратиться за помощью к отцу Павлу Адельгейму, который в своё время служил при психиатрической больнице и имел опыт общения со «сложными» пациентами.

Вдова священника Вера Михайловна рассказывает, что в один из дней в Псков приехал отец Сергея Пчелинцева, который хотел забрать сына домой. Молодой человек очень испугался и на коленях просил отца не отправлять его в «психушку».

Почему, оставшись потом наедине с Павлом Адельгеймом, он вдруг кинется на кухню, где супруга священника резала кабачки, за ножом - никто не знает. Уже через считанные минуты после того, как священник был зарезан, в сети появились первые сообщения об этой трагедии. И Интернет взорвался.

Псков - город маленький. Многие были лично знакомы с погибшим священником, у кого-то он венчал знакомых, у кого-то крестил детей… Псковичи поистине ужаснулись случившемуся. Что-то невообразимое произошло со статусами в социальных сетях и комментариями на форумах под информационными сообщениями: они стали похожими на молитвы.

Глава Пскова Иван Цецерский написал наутро после случившегося в ФБ: «Страшное еще в том, что это убийца - душевно больной человек жил в нашем городе и мог убить любого человека. Отец Павел очень добрый и отзывчивый человек, поэтому он помогал нуждающемуся в душевной поддержке, а в итоге - случилась непоправимая трагедия. Вечная память дорогому отцу Павлу!»

Со святыми упокой

Вечная память человеку действительно неординарному. И всю его жизнь гонимому - властями как светскими, так и церковными.

Биография Павла Адельгейма свидетельствует о том, что он был личностью вне системы, и поэтому сызмальства терпел лишения. Его отец был расстрелян, мать арестована, несколько лет он рос в детдоме, а потом вместе с мамой уехал в ссылку в Казахстан. В 18 лет он поступил в Киевскую духовную семинарию, но вскоре был исключён оттуда по политическим причинам. В 1964 году Павел Адельгейм закончил Московскую духовную академию, а уже через год его самого арестовали за распространение религиозного самиздата и приговорили к трём годам лагерей за «клевету на советский строй». Во время лагерных волнений он потерял ногу и вернулся на свободу инвалидом.

В Псковской епархии он с 1976 года. Это его заслугами при церкви Жён-мироносиц была открыта православная школа регентов, а при храме Святого апостола Матфея в деревне Писковичи под Псковом - приют для сирот-инвалидов.

В 2008 году архиепископ Псковский и Великолукский Евсевий отстраняет Павла Адельгейма от должности настоятеля храма Жён-мироносиц, позволив ему, однако, служить в храме. Это произошло из-за того, что Адельгейм раскритиковал принятое Архиерейским собором новое «Положение о церковном суде» и тем, самым, по мнению архиерея, выказал неуважение высшим чинам Русской православной церкви. Тогда же появляется на свет скандальный протокол приходского собрания храма Жён-мироносиц, на котором протоиерея Павла Адельгейма и некоторых других прихожан церкви будто бы исключили из членов собрания.

Священник не смирился и стал судиться с Псковской епархией. Многие просвещённые псковичи встали на его сторону, ценя блестящий ум Павла Адельгейма и его обострённое чувство справедливости. В конце концов, патриарх Кирилл признал вышеупомянутый протокол подложным и посоветовал Евсевию с Адельгеймом проявить евангельское всепрощение и забыть распри. Но примирения, судя по всему, так и не произошло.
По крайней мере, протодиакон Андрей Кураев в «Живом журнале» высказался на гибель псковского священника Павла Адельгейма предельно жёстко: «Сатана душил его через псковского митрополита (да-да, страсти и капризы могут быть и у архиерея). А минувшей ночью перешел к более решительным действиям». Кураев также назвал Адельгейма «последним свободным священником Московской Патриархии»: «Кто из священников, да еще семейных и штатных, теперь сможет неанонимно и публично сказать «владыка, вы неправы!?»

Павла Адельгейма похоронят 8 августа на Мироносицком кладбище в Пскове - рядом с храмом, в котором он служил до последних дней своей жизни. 1 августа ему исполнилось 75 лет. Родители Сергея Пчелинцева уже вызваны в Псков для дачи показаний. Следователи также с минуты на минуту ждут разрешения врачей на допрос пока ещё «подозреваемого» в убийстве. Дело передано в отдел по расследованию особо важных дел Следственного управления СКР по Псковской области. К расследованию привлечены следователи-криминалисты аппарата управления.

Тем временем в храме Жён-мироносиц готовятся к прощанию с Павлом Адельгеймом. Ожидается, что сегодня после двух часов дня тело священника привезут из морга в храм. Завтра утром после Божественной литургии начнётся чин отпевания.
http://www.pskov.aif.ru/crime/article/38949


В Пскове состоялось отпевание и погребение протоиерея Павла Адельгейма

8 августа 2013 года в Пскове состоялось отпевание протоиерея Павла Адельгейма, убитого 5 августа.

Проститься с отцом Павлом собрались несколько сот человек: духовенство, прихожане и духовные чада.
Отпевали священника на улице перед храмом святых Жен-мироносиц на Мироносицком кладбище, так как небольшая церковь не смогла вместить всех собравшихся.
Было зачитано соболезнование митрополита Псковского и Великолукского Евсевия.

Слово Митрополита Псковского и Великолукского Евсевия на отпевании протоиерея Павла Адельгейма

Как сильный гром ударил с высоты, так известие о кончине, трагическом убийстве протоиерея отца Павла ударило и пронизало все наше существо. Смерть человека всегда вызывает тяжелое чувство у родных и близких. А смерть священника, да еще убийство его, приводит в ужас всех тех, кто знал своего духовного отца. Протоиерея отца Павла знали многие люди не только в нашем городе, но и за его пределами, и даже в других странах. Его священническое слово слушали сотни людей. Жизнь его была многогранна. Не по простой дороге он шел, но со священническим крестом отец Павел никогда не расставался. Его внезапная кончина как трагедия переживается всеми нами, но жизнь и смерть человека в руке Божией. Будем об этом помнить и на всякий час просить Господа, да сохранит Он нас от внезапной смерти, а почившему протоиерею да дарует Свою милость и да вселит его с праведными в Своих небесных обителях. Вечная память протоиерею отцу Павлу.

ЕВСЕВИЙ, МИТРОПОЛИТ ПСКОВСКИЙ И ВЕЛИКОЛУКСКИЙ

Заупокойное богослужение возглавил благочинный Псковского округа протоиерей Георгий Быков.
Погребен отец Павел у стен храма свв. Жен-мироносиц, в котором служил долгие годы.
Патриархия.ru

Тернист был его путь. В Пскове простились с протоиереем Павлом Адельгеймом
Ольга ШАТОВА

В Пскове, на кладбище возле храма Жён-мироносиц, похоронили священника Павла Адельгейма, который трагически погиб в понедельник, 5 августа.

На похороны собралось столько народу, что на территории кладбища яблоку негде было упасть. В их числе были замечены глава Пскова Иван Цецерский, заместитель губернатора Псковской области Виктор Остренко, именитые псковские архитекторы, художники, театральные деятели. Прямую трансляцию с похорон вёл известный телеведущий Павел Лобков.


Митрополит Псковский и Великолукский Евсевий ограничился тем, что заочно обратился к своей пастве с лаконичным посланием на гибель Павла Адельгейма, которое было зачитано после отпевания. Многие отметили, что во время чтения этого послания навес над гробом вдруг заколыхало ветром - так что полиэтиленовую плёнку чуть было не сорвало.


После этого с проникновенной двадцатипятиминутной речью выступил благочинный Всеволожского района Ленинградской области протоиерей Роман Гуцу, который когда-то служил вместе с Павлом Адельгеймом и волею судьбы возглавил Псковское духовное училище после того, как опального священника отстранили от должности ректора.

Он вспомнил весь духовный путь Павла Адельгейма, рассказал много интересных подробностей его земной жизни и встреч с христианскими праведниками, а также горько вопросил, к кому же теперь обращаться за поддержкой тысяче людей, которых духовно окормлял их безвременно ушедший пастырь.

Роман Гуцу отметил, с каким мужеством Павел Адельгейм нёс свой священнический крест. Он усмотрел промысел Божий даже в том, что почти всё построенное или созданное Павлом Адельгеймом от него потом отнимали. По словам Романа Гуцу, тем самым отца Павла освобождали от хозяйственных забот, потому что управлять могут многие, но редко кому удаётся утешать людей и спасать души, как это делал погибший батюшка. Оратор подчеркнул, что Павла Адельгейма притесняли всю его жизнь, и сравнил его тернистый жизненный путь с путём Христа на Голгофу.


Страшно себе вообразить, сказал Роман Гуцу, в каких тяжёлых прегрешениях исповедался ему его молодой убийца, что после этого он предпочёл зарезать Павла Адельгейма - лишь бы не оставлять в живых невольного свидетеля своих низких деяний.

Роман Гуцу также сказал, что Павел Адельгейм не случайно служил последние годы своей жизни в храме Жён-мироносиц, потому что он тоже помазывал страждущих «спасительным елеем слова Божия». «Вечная и блаженная память тебе, отец Павел! Помолись за нас перед престолом Божьим!» - сказал Роман Гуцу в завершение своей надгробной речи.


Павел Адельгейм был похоронен у стены южного придела храма Жён-мироносиц. Многие псковичи рыдали, когда его гроб несли к могиле, но после похорон и на поминальной трапезе они уже улыбались друг другу и обнимались, радуясь, что их батюшка предстал перед Богом истинным праведником. Даже вдова Павла Адельгейма матушка Вера принимала соболезнования со светлой улыбкой.

При этом прихожане рассказывали друг другу, каким чудесным человеком был погибший, вспоминали свои с ним беседы.
Говорили, что он всех людей принимал как посланных ему Богом, и даже своего убийцу, поэтому ему, мол, и была ниспослана такая истинно христианская мученическая смерть, ставшая логическим окончанием его тернистого земного пути.

Напомним, что Павел Адельгейм был убит 5 августа 2013 года в собственном доме. Молодой человек, подозреваемый в убийстве, в настоящее время находится в больнице. После случившегося он пытался покончить собой. Медики оценивают его состояние как тяжелое. По факту убийства возбуждено уголовное дело.
http://www.pskov.aif.ru/society/article/38975

Он был не вашего рода. О жизни и смерти отца Павла Адельгейма

5 августа был убит протоиерей Павел Адельгейм. О погибшем священнике говорит Игорь Петровский , пресс-секретарь Ростовской митрополии.

Вечером 5 августа 2013 года, сотни смс-сообщений и телефонных звонков по всей России сообщали эту новость: «В Пскове убит священник Павел Адельгейм».

У отца Павла был какой-то недюжий талант доносить до сложного контингента верующих — «новой интеллигенции», — то, что другим священникам донести не всегда удавалось. И дело было не в правильно подобранных словах, мудрых изречениях, ярких примерах. Тут отец Павел был из разряда простецов: говорил несложно, по-пастырски нарочито. Скорее всего, большую роль играла биография отца Павла, которая сформировала его как священника, духовника, человека. Для многих он был человеком особенным, символом, этаким «Сахаровым в рясе»: к отцу Павлу тянулись не потому, что он говорил как-то особенно, но потому, что за ним стоял опыт лагерей и гонений. И действительно, люди, выросшие на Солженицыне и Шаламове, привыкшие доверять «письмам сидельцев» больше, чем официальным сводкам, искренне тянущиеся к Церкви, но при этом страдающие хроническим диссидентством, ехали к нему со всех концов страны. Он был «кувшином для журавля и блюдцем для лисицы». Порою только из его уст они готовы были принять то, что слышали уже не раз от «местных» батюшек.

Не только «мятущаяся интеллигенция», но и поколения молодых священников и верующих приезжали к отцу Павлу. Ведь что-то по-чегеваровски романтическое, что-то подлинно геройское было в этой личности. А еще в нем было целое небо добра. И какого добра?! Пройти через лагерный ад и говорить, что «от лагеря остались очень светлые воспоминания», отбывать наказание не в бараке с интеллигенцией, репрессированной по 58-ой, а с отпетыми уголовниками, устроившими, в конце концов, «несчастный случай», в результате которого направленный на отца Павла агрегат отрезает ему ногу, — и утверждать при этом, что «никогда в своей жизни не встречал подонков и нелюдей, это просто были несчастные люди», — многие ли так смогут?

Еще одного «сидельца», тоже отца Павла, как-то спросили:

Батюшка, а отчего Вы такой мягкий со всеми?

Много мяли в жизни, милочка, вот и мягкий, — был ответ старца.

В личности отца Павла Адельгейма многим виделась ностальгия, которая столь свойственна XX веку, по герою, прошедшему лагерь и пытки, но не сломавшемуся. Такими героями были архимандрит Павел (Груздев), архимандрит Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Кирилл (Начис), протоиерей Николай Гурьянов и десятки других священников, которых лагерь не озлобил, как героя «Колымских рассказов», а напротив, научил любить и быть предельно настоящим.

Конечно, кто-то припомнит отцу Павлу критику в адрес высшего руководства РПЦ, кто-то помянет его многолетний конфликт с правящим архиереем. Сразу после известия о его кончине, телеканал «Дождь» не преминул показать "нужное" интервью. Некоторые новостные сайты достали из нафталина все прошлогодние антицерковные байки, снабдив ими новостные сообщения об убийстве отца Павла. На сто процентов уверен, что еще долго эту трагедию будут использовать, чтоб в очередной раз пнуть Патриарха, Церковь, верующих. И вместо доброго слова о добром священнике, придется нам еще долго слушать и читать про «последнего из могикан», храбро выступившего против «кровавой патриархии». Но так хочется сказать: господа, окститесь! Он не вашего рода. Не спешите записывать отца Павла в болотный ряд, возносить его имя на радужные флаги. Вам никогда не понять ту верность Русской Православной Церкви, в сочетании с её критикой, которая была свойственна отцу Павлу. И никогда не понять, почему даже те, кто критиковал самого отца Павла за его назойливое «сутяжничество», с интересом и вниманием прислушивались к его старческому голосу, несогласного с некоторыми моментами современной церковной жизни.

Просто он один из немногих, кто по жизни своей имел право на это стариковское бескомпромиссное «ворчание»: когда расстреляли отца, когда посадили мать, когда в хрущевские гонения не побоялся поступить в семинарию, кода в брежневские 70-е сел в лагерь, когда вышел и снова служил...

Да, он был в чем-то неудобен для церковного начальства, но никогда не покидал пределы Церкви, он был популярен в народе, но никого не призывал к бунтарству, он открыто писал о своем особом мнении, но никогда не строчил кляузы. Отец Павел был верным и Христу и Церкви, и именно ему, больше чем кому-либо из подобных «системных критиков», хочется все простить и у него самого попросить прощения: за то, что нам, кому досталась эта вера не так уж и сложно, не хватило терпения, чуткости и культуры принять его, такого неформатного, но такого доброго, истинного и верного. Наследие отца Павла — предмет церковной дискуссии, а не антицерковных журнальных пересудов.

Вечная память тебе, отче Павле, в вечность к Богу на страстотерпцев Российских Бориса и Глеба перешедшего!

СПЕЦПРОЕКТЫ

«У меня немного надежды быть услышанным. К свидетелям бывает разное отношение. Изредка им внимают. Чаще убивают…» – так писал священник Павел Адельгейм в своей книге «Догмат о Церкви». Эта книга – спусковой крючок. С момента её выхода и до самой смерти о. Павел был гоним местным архиереем, пережил покушение, лишился почти всего, что создал за время служения в Пскове, но не сломался. 5 августа 2013 года он был убит у себя дома ударом ножа в сердце. Чтобы узнать, как живет его дело, дом и люди его круга, «Стол» побывал в Пскове на дне рождения погибшего пастыря

Псков все делает игрушечным. Московские масштабы, скорости и расстояния съеживаются здесь до предела. Древние храмы и монастыри вырастают вдоль реки Псковы низкими грибницами. Ветхие автобусы, невысокая жилая постройка, глыба Псковского кремля и крошечный, почти кукольный Ленин на улице Некрасова – все это не спешит, спорит со временем, как бы не собираясь отступать. Ещё недавно этот город вмещал две величины: Троицкий собор – его видно из каждого псковского угла – и пожилого одноногого священника, который служил в небольшом храме на старом кладбище. Казалось бы, как можно их сравнивать? Конечно, нельзя. И красотой, и силой, и величием собор сильно уступает о. Павлу.

Папу убили!

– Я открываю дверь, а на диване передо мной лежит мужчина. Такой кучерявенький, светленький, лицом вниз. Я ничего не спросила, оставила его лежать и пошла в комнату к батюшке. А он и говорит, что это к нему приехал жених Анны Шишовой, Сережа – рассказывает Елена Волкова, прихожанка о. Павла, которая встретила и приютила нас в Пскове. – Пока Сергей одевался, мы с батюшкой вышли на крыльцо, и я у него сразу спросила, не наркоман ли этот парень. А батюшка так спокойно мне ответил: «Нет. Его просто нужно обогреть».

Что было дальше, мы помним из газет и выпусков новостей. Через два дня мытарств и приключений Сергей сядет за один стол со священником, возьмет обычный кухонный нож и двумя точными сильными ударами в сердце убьет его. Потом выскочит на улицу, будет кричать, что его направил сатана, попытается покончить с собой, но у него не выйдет. Его заберут полицейские, будет суд, его признают невменяемым и упрячут в одну из подмосковных больниц на принудительное лечение. Известный и талантливый 27-летний оператор Сергей Пчелинцев абсолютно неожиданно для своих родных, друзей и знакомых стал убийцей. Известный священник, исповедник веры, борец за всякого нуждающегося человека о. Павел Адельгейм убит в своем доме за чисткой кабачков через четыре дня после того, как отметил свое 75-летие. Что произошло? Почему рядом не было собак, обычно всегда гуляющих подле хозяина? Как этот симпатичный молодой парень, сроду не державший в руках ножа, сумел попасть в сердце без промаха? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем.

Лена у себя дома показывает свои фотографии с отцом Павлом

Но в рассказе Лены появляются новые тона, которые не мелькали два года назад в газетах. Их может рассказать только тот, кто был рядом.

– Тогда приезжала молодежь из Москвы. Они планировали встречаться с о. Павлом дома у моей дочери. И я взялась отвезти туда батюшку, а он попросил, чтобы мы и Сергея захватили с собой. – Лена рассказывает спокойно. Видно, что уже далеко не в первый раз. – И вот мы едем, беседуем, я смотрю в зеркало заднего вида и вдруг встречаюсь с Сережей взглядом. В этот момент он резко попросил остановиться и дать ему выйти. «Мне плохо, мне плохо!» – он почти кричал. Но мы уже приехали, все вместе вышли, и я с батюшкой пошла в дом, а он остался во дворе.

Спустя какое-то время о. Павел обратил внимание, что Сергея нет рядом, попросил его отыскать и о нем позаботиться. Настя, дочь Лены, вышла во двор и нашла парня лежащим на траве. Подошла, помогла подняться, сказала, что у них так не принято и для него освобожден кабинет с диваном, где он может прилечь. Сергей не сказал ни слова, но пошел за ней в дом. Там шла встреча о Преображении (время событий: 2 августа, а 19 августа в Православной церкви отмечается праздник Преображения Господня – «С»). Молодой человек сел, стал слушать, а потом задал вопрос: «Откуда там свет?» Но ответа как будто не ждал, ушел в кабинет и лег на диван. Через какое-то время Настя повезла его в больницу. Там его обследовали, посмотрели кардиограмму, засвидетельствовали, что к строевой готов, дали таблетку феназепама и велели выпить её на ночь.

Берет Иисус Петра, Иакова и Иоанна и отдельно от других возводит их на высокую гору, будучи с ними наедине. И преобразился Он на глазах у них, и одежды Его сделались блистающими, такой белизны, что никакой белильщик на земле не смог бы так их выбелить. И явились им Илия и Моисей, и они беседовали с Иисусом. И Петр сказал Иисусу: «Равви, хорошо нам здесь быть! Устроим здесь три шатра: один для Тебя, один для Моисея, один для Илии». Он и сам не знал, что говорил, ибо их объял страх. И было облако, осенившее их, и был из облака Голос: «Это есть Сын Мой возлюбленный, Его слушайте!» И когда они подняли глаза, внезапно никого уже не увидели, кроме одного Иисуса с ними. И когда спускались они с горы, Иисус велел им никому не рассказывать о том, что они видели, пока Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. (Мк 9:2-9)

– На следующий день, в субботу, звонит о. Павел и говорит, что Сергей забрал вещи и ушел из дома. Батюшка просил позвонить его родителям и предупредить их.

Но вскоре Сергей вернулся. Он приехал вместе со своим отцом из Бологого. Парень просил о. Павла, чтобы тот оставил его у себя, потом вдруг попросил устроить его в монастырь. Матушка Вера, случайно зайдя в комнату, видела, как Сережа на коленях умолял своего отца не класть его в психушку. Потом они вместе уехали на вокзал за билетами домой. Пару часов спустя вернулись. Батюшка в тот вечер был слаб и бледен. Ему нездоровилось.

– На следующий день я никуда не пошла. Утром позвонила Настя и сказала, что Сергей вернулся. Я стала собираться (мы с о. Павлом и молодежью должны были поехать по монастырям), но вдруг вспомнила тот взгляд Сергея в машине. Он выражал состояние сильного внутреннего хаоса, ненависти, не мира… Я не из пугливых. Особенно в моем собственном доме меня трудно напугать. А тут я вдруг пережила приступ какого-то животного страха.

Лена позвонила о. Павлу, но тот сказал, что он обо всем договорился, что их встретят и они с ребятами могут ехать без него.

Лена хорошо знала эту дорогу. Она часто ездила по ней, когда их фирма делала газ в Порохове под Псковом. Но в тот день дорога казалась ей бесконечно долгой. Как будто время замедлилось. Вдруг машина Насти, которая ехала позади, обогнала автомобиль Лены и резко затормозила. Юз, визг тормозов, чудом обе не ушли в кювет. Настя выбежала из своей машины на встречу матери.

– Ты чего? Я чуть в тебя не врезалась! – кричала Лена.

– Мама, разворачиваемся. Батюшку убили!

В этот момент у Лены отнялись руки. Они лежали на руле, и она не могла ими пошевелить. Мысли в бешеном галопе:

– Ты что? Ты что?! Кто тебе сказал?!

– Матушка Вера звонила… Это Сергей! Это Сергей убил!

– Подожди… Это точно? Мы ничего сделать не можем. До Пскова ехать час.

Лена отдышалась, пришла в чувство и позвонила знакомому – попросила проверить эти страшные вести. Обратного звонка они не дождались и стали сами звонить в дом. Там кто-то взял трубку и сказал, что «скорая» уже на месте, и врачи констатировали смерть Павла Адельгейма. Мгновение звенящей тишины, а потом вал звонков… Это правда? Что случилось? Нам сказали, что батюшку убили!

Они развернулись и поехали в Псков. Дом о. Павла был оцеплен. Вокруг скопилось много народу. Лену с Настей пропустили внутрь. Матушка давала показания. Маши, дочери о. Павла, нигде не было. Выяснилось, что она первой вбежала в комнату, увидела, что батюшка уже заваливается без сознания, выбежала на улицу и стала кричать: «Папу убили! Папу убили!». Инвалид с детства, Маша не перенесла увиденного. Ей стало очень плохо, и её увезли в Богданово, в первую областную психиатрическую больницу.

Маша Адельгейм

Позже из бесед выяснилось, что именно там, в Богданове, о. Павел возвел единственный храм, чтобы помогать местным деткам, но не успел закончить строительство, как храм у него отобрали. Позже я узнал, что диван, на котором я ночевал во время этой псковской командировки, – это тот самый диван, на котором лежал Сергей в Настином кабинете. Многое мы узнали в Пскове за эти несколько дней. Но в то же время стало ясно, что конец этой истории мы не узнаем никогда. Почему все так нелепо и страшно произошло в тот день? Наверное, просто есть такие истории, которые важнее своего финала. Жизнь и дело отца Павла – одна из них.

У него была генетическая предрасположенность к свободе

Центральные улицы Пскова просты и сильно потерты. Рядом с дорогим рестораном может торчать столетний дом, который не разваливается только потому, что кирпичи и цемент тогда делали хорошие, а вот доски в перекрытиях давно сгнили и остов когда-то богатого строения согнулся в запущенном сколиозе. Там же, по улице Некрасова, идут здание городской администрации, потом городская дума, а потом заколоченный дом №12 пылится рядом с управленцами как бы в злую насмешку над ними. На этой же улице перед резиденцией губернатора стоит коротыш Ленин, памятник в его натуральную величину – руки в брюки, метр с кепкой. А ещё чуть дальше в новом здании, недалеко от зеленого сквера, располагается офис партии «Яблоко». Найти их легко: дом – красный, в окне яблоко – зеленое. Здесь нам назначил встречу депутат Псковского областного собрания Лев Шлосберг. Тот самый Шлосберг, который писал о погибших на Украине псковских десантниках и был натурально бит за свои разоблачительные выступления. Но нам он был интересен по другому поводу. Тогда, в 2013 году, именно с его фэйсбука весть о гибели о. Павла разнеслась по стране. Впрочем, сам Лев Маркович говорит, что он здесь не при чем.

Лев Маркович Шлосберг в своем рабочем кабинете

– Мне позвонила моя сестра: она была прихожанкой о. Павла. Сказала, что батюшку убили, и просила это проверить. Я стал звонить к нему домой, телефон был постоянно занят. А когда пробился, женский голос ответил, что – да, о. Павел был убит только что.

Мы зашли за стеклянные двери и сели на кожаный диван меж высоких стеллажей, доверху забитых коробками с подшивкой газеты «Псковская губерния». Оказалось, что в этих стенах тесно соседствуют партия и редакция издания, главным редактором которой до недавнего времени был Лев Маркович. Сейчас из соображений политического этикета он остался в составе редакционной коллегии, но не более. В углу стучал по клавишам местный сотрудник, слева располагалась гигантская печь-барбекю, перед нами стоял большой круглый стол с чуть пожухлым овощным букетом – мы нагрянули на интервью утром после дня рождения Шлосберга.

И вот он здесь, очень внимательно слушает и тихо говорит. Его голос, мимика, поворот головы напоминают мне одновременно одного знакомого робкого всегда улыбающегося писателя еврея и политическую, жесткую, почти арматурную повадку Владимира Путина. Политик – ничего не скажешь.

– Я позвонил начальнику ОВД области генералу Говоруну. Он уже находился на месте преступления и все подтвердил. Я просто сделал запись в блоге, а СМИ её растиражировали. Мы же сделали специальный выпуск «Псковской губернии», который был напечатан дополнительным тиражом в день похорон. Это был наш вклад в память о нем.

Лев Шлосберг познакомился с Адельгеймом в бурное перестроечное время. В 1989 году о. Павел баллотировался в депутаты Верховного совета СССР. По смешной советской системе выдвижения, когда его просто предлагали в кандидатуры актив объединения «Вече» и псковское общество «Мемориал». Конечно, фигура священника, его голос и ясная твердая речь произвели впечатление на начинающего политика.

– Выступал необычный человек. Он не делал карьеру и этим сильно отличался от остальных. Он вырос из истории своей семьи репрессированных. Свою правду о. Павел высказал в лагере, куда его посадили за веру. У него чувствовалась генетическая предрасположенность к свободе.

Программа (проект) кандидата в народные депутаты СССР по Псковскому избирательному округу № 234 священника Павла Адельгейма: «Советский гражданин до сих пор беззащитен. Беззащитен перед произволом исполнительной власти… Беззащитен перед нуждой… Есть одинокие старики, живущие на пособие 16 руб. На эти деньги нельзя прокормить даже козу!»

До начала 2000-х у Льва Марковича не было регулярного общения со священником. Оно началось вместе с процессом изгнания о. Павла из храма Святых Жен Мироносиц, где он был тогда настоятелем.

Восстанавливать этот храм он начал ещё при Советах в 1988 году. Больше 50 лет церковь не действовала и к тому времени была в страшном состоянии. От некоторых прихрамовых зданий не осталось даже стен. На это был и расчет – администрации в таком состоянии храм не нужен. Собрав приходскую общину из актеров псковского театра им. Пушкина и сотрудников Псковского музея, за год о. Павел совершил невозможное. В 1989 году там состоялась первая служба. Народу было так много, что люди стояли на улице и дорожках кладбища у храма. В 1992 году восстановили приходской дом и открыли в нем школу регентов (руководителей церковного хора – «С»). Это был первый в Пскове храм, который власти вернули церкви. К тому времени у о. Павла уже был приход в Писковичах под Псковом, где он открыл ещё и приют для детей-инвалидов, и свечной цех, чтобы содержать приютских ребят. В это же время он строил храм в Богданове, на территории областной психиатрической больницы № 1. Через 10 лет в Псков приедет новый епископ – владыка Евсевий – и все отберет.

Вид из храма в Богданове на территории психиатрической больницы

– Я уверен, что всерьез ставился вопрос о том, чтобы отлучить о. Павла от церкви. Евсевий уже был славен таким действием, когда отлучил известного на весь мир иконописца, лауреата Государственной премии архимандрита Зенона Теодора за то, что он молился с католиками-итальянцами у себя в монастыре. С него бы сталось. Но тот случай обошелся Евсевию дорого. Его решение потом отменил патриарх Алексий II, и думаю, что без протокола ему тогда высказали нечто неприятное.

Адельгейма не отлучили. Епископ понимал, что авторитет старого священника слишком велик. Он действовал умнее: назначал к нему второго священника, и тот провоцировал о. Павла, накалял атмосферу, выживал батюшку с прихода. Так, из отчета о. Владимира Будилина, которого Адельгейм буквально подобрал на улице, мы узнаем, что «нужно тянуть нынешнюю ситуацию. Отец Павел должен выдохнуться. Ведь ему в августе исполнится 70 лет». Всего лишь. В 2008 году о. Павла снимают с настоятельства в храме Жен Мироносиц и ставят туда молодого священника Сергия Иванова. Тот совершает подлог уставных документов и выводит о. Павла из состава прихода, а вскоре увольняет с поста директора школы регентов сына батюшки, Ивана Павловича Адельгейма. О. Павел обращается в суд. Сперва в церковный, а потом и в гражданский.

– О. Павел не выходил из РПЦ. Он вел за нее борьбу. Ему удалось вытащить дело за церковную ограду.

– Это прецедент. Почему ему это удалось?

– Ну, почему Микеланджело изваял то, что он изваял. Наверное, потому, что все прочие спотыкались, останавливались, отворачивались, а он шел дальше.

Шел. В 1999 году владыка Евсевий назначает к о. Павлу в храм апостола Матфея в Писковичах второго священника – отца Евгения Найдина – и его руками отнимает храм. А личным указом запрещает торговать свечами. Средств на приют для детей-инвалидов больше нет. Его пришлось распускать, а ребят срочно куда-то устраивать. Тогда же отнимают храм в Богданово. О. Павел не сдался, не ушел из церкви, а продолжал служить. В 2003 году неизвестные избивают пономаря из храма о. Павла, а потом происходит покушение и на жизнь самого священника. Его автомобиль на ходу потерял управление и разбился. Позже выяснилось, что рулевой механизм был нарочно испорчен. А батюшка все шел, стаптывая башмак на своей деревянной ноге.

– За что он боролся, по-вашему? Почему не отступил?

– За общину. Община – это приход, группа верующих людей, которые могут принимать решения о своей жизни, основа церкви. А по новому уставу архиерей может делать что-угодно, не взирая на оценки и решения прихода. Его отношение к централизации власти в церкви и лишение полномочий церковных общин было жестким. Он считал, что это разрушение церкви. И говорил об этом. «Генсеки» в РПЦ за это его не любили.

– И как вы с ним работали?

– Все разговоры у нас касались исключительно обстоятельств этой защиты. Он был глубоко погружен в юридический процесс, блестяще знал каноническое право, даже преподавал его в Москве, в кочетковском богословском институте (Свято-Филаретовскй православно-христианский институт – «С»). Но оно и административный кодекс не очень между собой пересекаются. Как правило, у нас были дискуссии о том, как лучше вести защиту в суде.

– А не кажется ли вам, что жесткость его оценок определяется ретроградством, некой излишней консервативностью взглядов?

– Нет. Не думаю. Он много читал, искал. Это видно по его проповедям.

– Вам случалось их слышать?

– Я не был прихожанином его церкви. Я светский человек. Меня вообще ни к одной конфессии отнести нельзя. Но я слышал его проповеди в контексте каких-то событий. Например, в День памяти жертв политических репрессий. Там он говорил о покаянии, без которого страна не сможет возродиться.

– А кроме судебных дел вы как-то общались?

– Да. Если мы приходили к нему домой, то общение носило семейный и даже бытовой характер. Без всяких теологических споров. У о. Павла был очень широкий кругозор. Он интересовался светской жизнью, знал, что происходит в России, в мире, в области. С точки зрения ценностей, он легко все расставлял по своим местам. В оценках он не ошибался.

– Как вы можете об этом судить?

– Мы все субъективны. Наши оценки совпадают. Этого достаточно.

– Вы очень лестно о нем отзываетесь. Но вот уже два года как его нет. Что-нибудь изменилось для вас или для города?

– Был бы он сейчас жив, это было бы для нас исключительным благом. Степень открытости о. Павла обществу была колоссальна. Он видел в людях людей, которым он показывал, что они созданы для добра. В таких вещах он внутренне был человеком жестким: я на этом стою, я это проповедую. Но был бы он сейчас жив, в мире не изменилось бы ничего.

– Да, но его нет, и пока никто не отважился на то, что сделал он.

– Всегда может найтись какой-нибудь сельский священник, который способен сделать что-то великое.

Шлосберг был с нами любезен больше, чем рассчитывали. Он помог раздобыть контакты ещё некоторых необходимых нам людей, показал, где можно пообедать, и очень рекомендовал встретиться с Виктором Яковлевым – человеком, который долгие годы буквально не отходил от о. Павла. И мы, конечно, с ним встретились. Но сперва побывали в Писковичах, где нашли несколько человек из батюшкиного приюта.

Уходили лучшие

В Пскове есть Рижский проспект. Он начинается Псковским государственным университетом и, переходя в международную трассу Е77, упирается в Будапешт. Вообще говоря, в городе нет-нет, а попадаются таблички с указателями на Ригу, Таллинн, Краков, хотя по общему настрою горожан не возникает ощущения, что заграница где-то рядом. И если ещё год назад в Пскове были магазины, специализирующиеся на, допустим, латвийских продуктах, то сейчас околоевропейской запрещенки на прилавках нет. А узбеки на рынке есть. То есть все как у всех. Даже проще. Так вот, с этой площади, где начинается Рижский проспект, которая, конечно же, Ленина, в любой конец света ходят автобусы. В том числе и в Писковичи. Ехать туда недолго. Полем, мимо монументального Александра Невского, застывшего в бронзе, высматривающего недотопленных тевтонцев на Чудском озере, полчаса дороги – и мы на месте.

По дороге в Писковичи

За огромным металлическим ангаром стоит трехэтажный дом. Его о. Павел строил, чтобы обеспечить жильем выросших в приюте детей. Там и сейчас живет пара приютских – Володя с Наташей, которые не только получили от о. Павла эту квартирку, но и его старую «Волгу», что досталась им уже после смерти священника. У них недавно родился малыш. Они назвали его Павликом.

А в маленьком доме, с которого все здесь начиналось, живет Света с дочкой Дашей. Она знала, что мы приедем, и собрала у себя, кого смогла найти. Слава Богу, что те ребята, кто остался в приюте о. Павла до конца (а он никого у себя насильно не держал), как-то нашли себя в жизни. Обзавелись семьями и даже жить остались все рядом.

– Мне нравятся фиалочки. Листики, которые гниют, в водичку ставлю, и они растут. А потом по горшочкам. Но они солнце не любят. Я их убираю в тень.

Дом построенный отцом Павлом для детей-сирот

Света очень скромная и тихая. Её не спросишь – она и говорить ничего не будет. Не посадишь, будет стоять тихонько рядом. Хотя она у себя дома. Живет вдвоём с дочерью. Получает пенсию и помогает соседям, да бабушкам в Писковичах: убраться, приготовить, в магазин сходить. Она только этим здесь и занималась, с тех пор как о. Павел привел её в приют в 1992 году. Ей было 16 лет.

– Валера, Леша и Дима – первые. А потом я с Игорем. Они свечи делали. Здесь, под домом. А я им кушать готовила. Сейчас там ничего не осталось.

– Как вы познакомились с о. Павлом?

– Нас хотели отправить из интернатов в Красногородске сразу в дома престарелых. А он нас и забрал. И мы тут зажили. В Загорицах у нас было поле – Валера знает. Мы там картошку растили, чтобы кушать. Но что-то она не урождалась. Нас было человек пятнадцать. Надо было слушаться батюшку, а они хотели воли, – Света сказала это в как-то сторону и замолчала.

На улице залаяли псы. За окном раздались голоса, и прихожая наполнилась топотом.

– Здравствуйте! Светочка, привет! Я – Валерий! Я помню вас. Я здесь первый был. Я здесь с 1992 года с Сашей Андреевым. Мы тут строили. Потом появилась Наталья Семенова. Она уехала. А я пока путешествовал.

Валера – это ураган. Казалось, что он ждал нас всю жизнь, чтобы все нам рассказать. Он пришел с супругой Людмилой, приютским товарищем Дмитрием и его семьей: женой Леной и дочкой Любой. Мужчины первым делом представили нам своих жен. Было видно, что это предмет особой гордости. А дочка – Любаша – исполнение мечты.

Как только мы расселись, а дети занялись собой, Валера поведал нам о тяжелой судьбе интернатовских детей, о тех, ребятах в ком наследственность взяла свое и за приютским порогом они сразу попали на дно бутылки, и о своих приключениях. До 15 лет он сменил несколько интернатов – один глуше другого, бродяжничал, в итоге попал в коррекционную школу. А тут как раз объявился о. Павел, который собирал «неблагополучных».

– Здесь уже был домик, но без отопления. Подвал плохой. Но постепенно все наладилось. Нас набралось человек тринадцать по 15–16 лет. Жили в комнатах по два человека. Батюшка приезжал по выходным, привозил еды на неделю. А приглядывала за нами тетя Шура – староста церкви, ей было за 80.

– У нас ещё грузовик был – «газон» пятьдесят третий. Мы пельмени возили в Питер, не знаю, откуда они брались. Из Питера забирали парафин и терезин – полные бочки. Туда – пельмени, обратно – бочки.

В доме табуировалась брань, курево и алкоголь. А в основном дети были свободны. Единственное, если кто-то собирался поехать в город, то просили предупредить, чтобы можно было что-нибудь туда свезти или обратно забрать. На удивление, они неплохо знают местные театральные постановки, фамилии режиссеров и что дают в этом сезоне. Видно, что досуг детей не ограничивался свечным цехом и церковными службами.

– Да. Я вообще любил на кладбище ходить. Сядешь за храмом с книжкой и читаешь, пока не стемнеет. Тихо, хорошо. Особенно сказки любил, – слышать это от белокурого здоровяка было забавно. Но мы ему поверили.

Когда о. Павла убили, к дому поехали только мужчины.

– Я тогда работал в типографии от летнего сада недалеко. Дима позвонил, сказал, и я приехал туда. Это было в седьмом часу. Там следователи были, народу много. Вся Красногорская улица собралась. Мы дождались, пока его не вынесли из дома, и ушли. Потом все вместе уже приехали на похороны.

– А не возникало идеи собрать выпускников, все ваши силы, и продолжить дело отца Павла – снова собрать интернат.

– Нет. Здесь юридические знания нужны. Воля нужна. А так начнешь, сразу сектой назовут. С этим тяжело бороться.

– Почему же? А вы знали про конфликт батюшки с архиереем? Помогали как-то?

– В дела с владыкой мы старались не влезать. Я спрашивал его, почему он так поступает. Но… Я видел, как менялся штат в духовном училище, я там учился тогда как раз, когда пришел новый архиерей. Уходили лучшие.

Уже вечерело, и мы решили пройтись к храму, который восстановил здесь Адельгейм. Ребята показали нам могилу мамы о. Павла, проводили к реке, а потом Валера предложил подвезти нас до города. Было видно, что своими «жигулями» он так же очень гордится, но поменьше, чем любимой женой.

Ночью, просматривая фотографии этого дня, я подумал, что – да, немногие выбрались из своего сиротского проклятия – одиночества, пьянства, ранней погибели. Да и 15 человек на всю нашу российскую шайку беспризорников – капля. Да не капля даже – тень от пылинки. Но эти несколько счастливых, отзывчивых и чистых людей украшают собой пьяную сельскую жизнь подпсковья. Много это или мало?

А в глобальном-то плане: живем и живем…

Уж так почему-то повелось, что все псковские храмы о. Павла – кладбищенские. И последний его – Мироносицкий – тоже стоит на кладбище. А могила его прямо у стены. От входа направо по тропинке – и там крест с терновым венцом и его фото рядом на дереве. Кому-то кажется, слишком просто, а кого-то раздражает этот венец – не слишком ли много на себя берет? Наверное, так и должно быть: крест – напоминание, крест – водораздел, оплеуха совести.

Вообще говоря, кладбищенские храмы и часовни – это лакомый кусочек. Любой священник скажет, какая битва идет за возможность там служить. Ведь люди хотят как лучше. И когда для близкого человека при жизни сделать уже ничего нельзя, то в поминки можно и вложиться: венки покраше, гроб побогаче, батюшку получше, чтобы справно служил и все, что нужно, сделал. В таком варианте наши православные поминки ничем не отличаются от египетских похоронных церемоний. Чистое язычество. Но зато доходно.

– Я сейчас кроме как за содержание школы ещё и взнос должен платить. Епархию-то разделили, а патриархия годовой взнос подняла. Раньше было меньше ста тысяч с епархии в год, а теперь миллион. Пирамида туда стекается, – о. Сергий Иванов, настоятель Мироносицкого храма, показывает пальцем вверх. – Обратно-то не приходит. Это для епархии тоже на год не очень много. Мы школе только помогаем около миллиона в год.

Вообще говоря, честность о. Сергия подкупает. Редкий батюшка вот так сразу про деньги с журналистами разговаривать станет. Мы беседуем в темном углу храма. Священник выглядит уставшим. У него сегодня уже была литургия, отпевание, потом крестины двух младенцев. Но это ещё ничего. В прошлую субботу разом семерых крестить принесли. Он постоянно шмыгает носом, говорит, что ещё когда в недостроенном соборе служил, заработал эту хроническую боязнь сквозняков. Теперь вот чуть что – сразу насморк.

Крещение младенцев

– Я в соборе получал хорошую зарплату. И ещё были какие-то люди, которым квартиру там освятить, машину – все у меня было хорошо. Я же там ключарем был, можно сказать, вторым человеком после настоятеля! И при этом особо не отвечал ни за что. Когда меня сюда назначили, меня просто вызвали и дали в руки указ. Отправили с благочинным к о. Павлу домой. Что это такое было?!

«В 1989 году я учредил приход, поднял из руин храм Святых Жен Мироносиц. В 2008 году архиерей лишил меня настоятельства, а юный новый настоятель (о. Сергий Иванов – «С») расколол крепкий и мирный приход, сделал его умирающим: распустил хор, убрал регента, уволил сотрудников, разогнал приходское собрание, приходской совет и ревизионную комиссию, убрал иконы, организовал авторитарное управление приходом с помощью фальсификации и мошенничества. В приходе иссякнет живая жизнь. Все ограничится обрядом: формальными действиями и невнятным текстом».

Из интервью о. Павла Адельгейма

– Я сейчас, когда служу, чувствую незримое присутствие о. Павла. Иногда даже обращаюсь к нему: «Отец Павел, помолись». Я думаю, что он здесь присутствует. У нас не было с ним особых разногласий. Он думал, что я пришел его сместить. У него были конфликты с другими священниками, которые служили до меня и метили здесь на место настоятеля. А у меня не так. Я сразу сказал, что меня назначили.

Иванов говорит прямо, что о. Павел был для него духовным наставником. Шутка ли: 50 лет служения за плечами – «мы грешники грешнее всех, потому что знаем и творим, это служение очищает темноту!» Когда его сюда назначили, ему было всего 28. Говорит, что прав был о. Павел, когда за устав боролся, «да только систему он так и не сломал: батюшки нет, а устав все равно приняли».

– Он ведь за что боролся? Он хотел, чтобы приход отвечал за свою жизнь! Был бы здесь приходской совет, который бы всем этим занимался, я бы просто приходил, крестил, служил и не лез бы в это все.

– Так назначьте кого-нибудь завхозом.

– Нет у меня такого человека. Был один… Но умер через полгода после о. Павла.

О. Сергий вспоминает, что все произошло неожиданно. Он как раз в отпуск собирался, хотел отдохнуть, а тут соседка позвонила и сказала, что убили батюшку. Он уверен, что мученическая кончина о. Павла не случайна, что на его роде отметина: дети больны, матушка вон под машину попала, сам в лагерях сидел – ноги лишился, родители были репрессированы. А эта смерть, стало быть, искупление рода, «прямое Божье вмешательство». К тому же чудесным образом за неделю до тех событий к ним пришел молодой парень, хотел устроиться священником.

– Я ему сразу сказал, что у нас точно не выйдет. Из-за сложностей в отношениях с архиереем не назначат. А я бы взял. И буквально через неделю о. Павла убивают. Ещё через две недели я вспоминаю этот разговор. Позвонил ему в Питер. Он приехал, рукоположили. И вот служит. Свое дело делает. Он хороший, добрый.

– Стало быть, свято место пусто не бывает? А каково это – служить с человеком, через которого, как вы говорите, напрямую действует Бог?

– Меня этим не удивишь. Я вот с владыкой Евсевием служил в соборе, то же самое было. А мы как-то на Троицу служили на улице: в храме батареи меняли. И как ливануло! Люди зонтики достали, а у нас нет ничего. Смотрю, владыка глаза закрыл. И – раз! – тучи расходятся, расходятся. Вот какое дело.

– Понятно. А так за два года без отца Павла вы чувствуете какие-то изменения в храме, в Пскове, в жизни?

– Тяжеловато… Сжился с ним за 5 лет…. А в глобальном-то плане: живем и живем.

– Прихожане его вспоминают?

– Будут вот литию служить на могилочке 5-го числа. Вечер памяти будет.

Уже на выходе он вдруг спросил, не знаем ли мы, что с тем парнем, который убил о. Павла.

– У нас город маленький. Так-то все про всех известно. Знаю, что зеки из той зоны, куда ходил о. Павел, искали того Сергея. Если бы того паренька посадили в тюрьму, то он бы не выжил. Я им говорю: нельзя так, нехорошо. Мне за него даже страшно стало.

Впереди у о. Сергия длинный день. Сейчас он вернется домой, поест и будет молиться, читать правило перед причастием. Потом вернется на всенощное богослужение. А в 9 вечера обратно домой. Завтра спозаранку снова на службу. Насморк, второй священник в отпуске, храм надо белить, полы менять… Но что поделаешь – работа.

Соседи по конфессии

Улица Красногорская, где жил о. Павел, пестрит коттеджами, особняками и хибарами. Улица небольшая, она тянется вдоль реки Псковы от моста до моста. С одного её края стоит единственный в городе католический костел, а с другого – баптистская церковь. В них служат поляк ксёндз Кшиштоф Королевски и пастор Константин Николаевич Лапуштян с Западной Украины. Оба они дубленой кожи и крепкой хватки – в насквозь православном Пскове им трудно выживать. Говорят, что о. Павел был единственным местным священником, который с ними общался. Больше того: когда у отца Кшиштофа возникли проблемы с приобретением земли под строительство костела, именно о. Павел ходил собирать подписи в поддержку строительства. В том числе он обращался за помощью к пастору Константину, чтобы он собрал подписи в своей общине.

Отец Кшиштоф

– Я служу 16 лет в Пскове, – Кшиштоф говорит с сильным польским акцентом. – Приехал сюда из Беларуси в сентябре 1990 года специально, чтобы построить храм. Но в начале 2000-х возникли проблемы – нам приостановили строительство. Это препятствие возникло от архиепископа Евсевия. Официально этого никто не говорит, но неофициально мы знаем, что он перед администрацией ставил вопрос о недопустимости строить здесь еретический храм! В Белоруссии этого невозможно было себе представить! Там я дружил с православными священниками. Я рассказал об этом о. Павлу, а он пошел собирать подписи. Сказал, что для него как для священника это позор.

Скандальная история с этим строительством известна в городе и за его пределами. Дважды этот сюжет попадал на НТВ. Говорят, что лично Путин распорядился и собору быть. Но до сих пор нет ни документов на землю, ни разрешения на строительство. Костел как бы находится в воздухе, без земли.

Протестантской церкви в Пскове, где служит Лапуштян, уже 120 лет. Пастор подчеркивает это с особым значением.

– Я познакомился с отцом Павлом 8 лет назад. Мы с супругой приехали из Восточной Сибири в Псков, так как здесь была нужда: церковь была без пастора несколько лет. Через некоторое время я смотрю – рядом останавливается «Волга». Наши служители говорят: так это православный священник. Я подумал, сейчас будет какая-то брань, ругань в адрес баптистов. А он выходит с доброжелательной улыбкой и говорит: «Я слышал, что здесь есть новый пастырь. Хочу познакомиться». Вот и все. Сразу так бывает, что чувствуешь родство душ.

Когда Константин рассказывал своим коллегам о том, что православный батюшка ходит к ним в гости домой, проповедует перед крещаемым, не пьет, не курит и говорит с ним о Боге и Библии, ему просто не верили.

– А вы знали о его конфликте с епископом? Может быть, как помогали ему?

– Я знал про этот конфликт. Если бы брат Павел обратился ко мне с тем, чтобы я принял участие в этом, я бы помолился и понял, как я мог бы помочь. Но он не обращался. Есть люди верующие, а есть религиозные. Все, желающие жить благочестиво, будут гонимы. Именно это и чувствовалось в конфликте. – Пастор явно был смущен вопросом и отвечал уклончиво. Одно дело – соседские отношения, другое дело – религиозная политика.

Пастор Константин

Королевски тоже все знал. Но ещё больше уважал о. Павла за его бескомпромиссность в общении с КГБ:

– Он многое пережил. Он был в лагере за веру. Ему предлагали сотрудничество с КГБ, и он отказался, и потому у него были проблемы.

Для ксендза комитет госбезопасности – это не страшилка из американских фильмов. Он рассказал, что не сразу решился на вечернюю встречу с нами. На голове у Кшиштофа шрам от пулевого ранения. Стреляли через дверь и потому не убили, но дом сожгли и 4 тысячи долларов, скопленные на строительство, отобрали. Это случилось с ним вскоре после того, как он отказал в сотрудничестве майору КГБ – некому Сергею – в Белоруссии, мол, вас и так в этой стране слишком много для того, чтобы ещё и священники на вас работали. А тот в ответ, улыбнувшись, сказал, что на его могиле вырастет травка.

Оба пастыря хлопочут об устроении своих церквей, собирании паствы, обустройстве территории. Православным до них дела как не было, так и нет теперь. Как будто был один только чудак, связывавший их, но нет его больше. Распалась связь, и, кажется, друг с другом они тоже не очень часто общаются. Ведь дела, дела. Может быть, потом. Когда-нибудь.

У реки Псковы

Что скажет папа?

В доме о. Павла шумно. Белка и Аргон лаем встречают приходящих гостей. У батюшки сегодня день рождения. Но стол решили накрыть не в большой комнате, а на кухне. Народу не очень много, но ручеек желающих поздравить матушку Веру не иссякает с 4 часов дня. Вера Михайловна хлопочет, суетится, рассаживает гостей. По телевизору идет криминальная передача «Следствие вели».

– Кто будет сок? Кто квас? Кто шампанское?

– Аргон! Белка! Аргон! Хватит!

– Маша! Маша, потом! Потом будешь разговаривать!

– С приездом! Прелесть, какая ты загорелая!

– У меня ГРМ пришлось поменять, подшипник стартера нужно поменять…

– Здравствуйте! Садитесь, давно ждем.

Любимые собаки Адельгеймов Белка и Аргон

В этой сутолоке бегут минуты. Нас также сажают к столу. Кто-то наконец выключает телевизор. Кажется, все, кто собирался быть, уже здесь. Иван Павлович (сын отца Павла) с супругой, Вера Михайловна, Маша Адельгейм и ещё несколько человек.

Маша прекрасна. Она в платье, ласковая, радуется. Она – как ребенок, только седая. Очень чувствует людей, неискренность. За общим столом все просила порезать ей котлету, а потом в коридоре говорила один на один, что скучает по папе:

– Папы нету. Его убили, – она говорит, чуть протягивая звуки. – Когда его убили, я так орала. Вся улица сбежалась… Я ему раньше малину собирала. А теперь не собираю, не люблю…

– Говорят, что он очень плох? Да дурака он валяет!

– В таком возрасте? Давление, ноги… – Иван Палыч всегда корректен. – Я могу поверить, что он орет, гоняет и топатит, но и к этому я всегда относился с известной долей осторожности.

– Вот и получается, как в том анекдоте: «Мне вчера хотели морду набить. Почему вы так решили? Не хотели бы, не набили!»

Иван Павлович и Вера Михайловна Адельгейм. Перед Иваном стоит кружка, из которой обычно пил его отец

При этом нельзя сказать, что сам Иван Адельгейм не был бит судьбой. Ведь это он был директором школы регентов, которую после долгих и мучительных нападок все же уничтожили. Он мотался с семьей из епархии в епархию. Его отца убили два года назад. Иллюзий о местных церковных реалиях он как будто не питает. Понимает, что построенная вместо их школы православная гимназия (на деньги Газпрома, между прочим), «в которой и церковных предметов-то нет», не закроется, как бы плохо там ни было, ведь «очередное начинание епископа сгинуть не может» – слишком большой удар по авторитету церковной власти. Но и на жизнь он обижаться не спешит. Со смехом вспоминает, как о. Павел его воспитывал:

– Порол. В основном лозиной, прутьями. Даже когда я учился на первом курсе института, он мог меня приложить. Правда, это уже было – как слону дробина. Но факт наказания состоял не в том, чтобы выпороть. Он всегда обозначал причину. И очень важно было примирение. Для ребенка было важно – понимать, за что наказали. Иначе получается изуверство.

Иван Палыч не хочет снова браться за школу. И в 1992-м, когда школу только открывали, он не хотел становиться ни директором, ни преподавателем, но батюшка его уговорил.

– Он нас воспитывал по-особому. Меня могли пугать КГБ или ещё кем-то, но я думал только об одном: что об этом скажет папа. Одобрение отца было самым важным критерием.

Матушка Вера принесла телеграммы с соболезнованиями. Листы аккуратно сложены в папку: от губернаторов, епископов, священников. В том числе и от Евсевия.

Всечестная матушка Вера Михайловна, в связи с трагической кончиной протоиерея Павла выражаю вам соболезнование, дай Бог Вам силы, чтобы пережить с христианским терпением этот самый тяжелый момент. Да упокоит Господь его в своих Небесных обителях.

Митрополит Псковский и Великолукский Евсевий.

– Вообще, воспитанием больше занималась я. Было дело, я Ванечке язык хотела отрезать. Прямо так стояла с ножницами и говорила: «Доставай язык! Ну-ка доставай». А батюшке когда было?

Вообще Вера Михайловна охотно рассказывает о жизни с о. Павлом, о том, как он сватался к ней в рваных сандалиях, как её с детьми выселяли из дома, когда батюшка был в лагере. Уже спокойнее может пересказать и события дня убийства. Вспоминает, как вскоре после тех событий к ним приходили странные люди:

– Однажды пришла женщина. Сказала, что от о. Дмитрия Смирнова из Москвы. Мы сели в комнате. Она стала расспрашивать, как мы тут справляемся, получили ли перевод от о. Димитрия, и от патриархии, и от епархии? Как следствие идет? Что сама она полковник КГБ, а муж – генерал КГБ. Потом Ваня с работы пришел, и она тут же собралась, оставив свой мэйл и телефон.

Матушка раздобыла телефон о. Дмитрия, но так и не смогла до него дозвониться. Тогда она позвонила в ФСБ, там этой истории очень удивились, но ничего не сказали. Наконец она обратилась к следователю, который вел дело:

– Он начальник следственного отдела. О. Павел крестил его и его двоих детей. Он проверил данные, которые та женщина оставила, сказал, чтобы собаки всегда были дома при мне, а дом поставил на учет. И теперь они ни на шаг от меня не отходят.

Мы поднялись наверх. Мимо комнаты с витражами, где чемоданы подпирают потолок. Видимо, среди них есть и те, что кочевали с Адельгеймами из Киева в Фергану, потом в Каган, в Эстонию и вот осели здесь, в Пскове. Деревянные, кожаные, со сбитыми углами – тяжела жизнь нехитрой поклажи опального священника.

Чемоданы отца Павла

Потом мы пришли в комнату, где раньше жила младшая дочь Анна. Она вышла замуж и сейчас живет в США. Когда-то она писала стихи о комнате своего отца. Матушка силится вспомнить наизусть:

– Киот, иконы, кровать… Два разных тапка под кроватью… Детская одежда в уголке… Книжки на столе…Разве это все, что нам осталось?.. Нет, не помню. Надо посмотреть, у меня где-то записано.

А теперь здесь уголок отца Павла. Матушка вынесла показать его протез, требный чемоданчик с крестиками, свечами и святой водой – отец Павел ходил с ним к больным и заключенным. У самой стены под покатой крышей стоит уголок, тот самый, с которого батюшка уже не встал живым. Облачение на крючке, свечка, иконка и статуя Мадонны, которую ещё в советское время подарили Адельгейму итальянские католики, прибывшие в Псков с культурной программой, но потребовавшие обязательным пунктом программы встречи с этим знаменитыми псковским священником.

– Бывает, встретишь кого-то на улице: молодые люди подойдут, обнимут, поцелуют, а я их и не знаю. На могилку часто заходят. Отец Кшиштоф заходил как-то раз. Целый пакет еды принес. Спрашивал, как жизнь, как епархия помогает. А вот про о. Владимира Будилина, который хотел нашего батюшку из храма выжить, говорят, что совсем плохой. Его недавно в больницу с бомжами привезли. Он месяц выхаживался, а потом опять пропал.

На кухню зашел седой представительный мужчина. Протянул Вере Михайловне букет: «Это нашему о. Павлу на день рождения». Это Виктор Яковлев, актер местного Пушкинского театра, старый друг и почти член семьи отца Павла. Говорит, что был на могиле, не мог не зайти.

Протиснулся среди гостей, сел рядом. Получилось, что во главу стола. Мы представились.

– Что за «Стол» такой? Агенты? – улыбается Виктор.

– Естественно. Агенты здравого смысла, – улыбаемся мы.

Контакт налажен. Какое-то время он рассказывает за столом о том, как идут приготовления к вечеру памяти о. Павла, кто какие прислал слова на этот вечер, вспоминает, как это было в прошлом году:

– Когда во всем городе появились афиши, в том числе напротив епархии, народ там всполошился. Они попытались отменить, но не вышло. И правильно, если бы отменили, то шум поднялся бы на всю страну! Тогда Евсевий просто запретил всем священникам приходить на этот вечер. Но был один, который пришел по своей воле, и второй, которого прислали наблюдающим. И теперь так же. Я уверен: сменится архиерей – все священники епархии придут.

Ещё некоторое время мы говорили трудностях положения местного священства, о том, как они боятся даже афишу повесить у себя в храме. А потом решили прогуляться.

Прибежала Маша. Она была в новом платье, с курткой в руках. Хотела укутать нашего фотографа:

– Алёне холодно. А Андрею холодно?

Мы как могли мягко отказались и вышли с Виктором на улицу. Я спросил:

– Вы, говорят, ближе многих были к о. Павлу. Вот его нет уже два года. Изменилось ли что-нибудь? Для вас, для людей вокруг?

– Смерть о. Павла не потрясла мир. Странно, если было бы иначе. Больше всего это потрясло нас, близких. Если Кураев сказал в 2013 году, что убит последний свободный священник РПЦ, то через год он уже об этом не вспомнил. Мне как человеку, близко стоящему к батюшке, было понятно, что по недостоинству нашему Господь отнял его у нас… А так – что могло измениться? Мир-то не изменился.

Виктор Яковлев

Виктор говорит с болью. Иногда его голос начинает дрожать. Он вспоминает, как о. Павел часто ездил из Санкт-Петербурга в Псков ночным поездом в плацкарте и в 80-х вокруг него всегда собиралось много народу, а теперь другие времена: сядет священник в облачении, и люди хотят от него отодвинуться. Вспоминает, как сник батюшка, когда ему объявили о решении снять с него настоятельство в храме:

– У него было такое лицо, словно убили его ребенка. Но он и это преодолел. Ведь его творческий христианский замысел состоял в том, что христианская община – это космос, который включает в себя три составляющие: богослужение – храм, проповедь; образование – просвещение, школа, которую он создал, и милосердие – приют, походы в дом призрения, в тюрьму. И проблема не в том, что Евсевий отобрал храм, а в том, что он разрушил это великий пастырский замысел.

– Из-за этих конфликтов со священноначалием о. Павла часто называли борцом с церковью.

– Нет, так нельзя сказать. Он боролся за церковь – это очень важно. Это как с детьми. Когда мы боремся с их соблазнами и пороками, мы боремся за них, но с ними же. Когда они начинают пить, курить, колоться… матери ложатся поперек порога спать, чтобы уберечь дитя от беды. О. Павел не ушел из церкви и не собирался. Говорил: я уйду, только если меня выгонят, если будет указ.

– Он много чего начал. Даже если говорить только о Пскове. А как сохранить, развить его начинания и наследие?

– Во-первых, многое здесь делает Преображенское содружество православных братств, так называемые кочетковцы. У них издательская деятельность, они его книги издают, выставку сделали. Два года уже проходят Адельгеймовские чтения – такая попытка осмыслить его наследие. Вышла книга Анатолия Осницкого «Отец Павел и его Вера», может быть, немного поспешная и сыроватая, но все же. Школа должна быть в Пскове с его именем. Музей нужен. Ну а в общем, я думаю, здесь нужно как можно меньше заниматься самоприписками. Не надо быть самонадеянным. Если его дело от Бога, то оно устоит. Я бы хотел, чтобы издавались его книги, создавался мемориал. Но при Евсевии это невозможно.

Мы расстались с ним на мосту. Закатное солнце тонуло в плавной Пскове. На другом берегу шумели люди, звенели бутылки, играли дети – Псков готовился отмечать День ВДВ. Нам нужно было как раз в ту сторону. Дом, где празднуют день рождения, оставался позади. Вспомнилось вдруг, что кто-то назвал о. Павла сталкером – проводником из мира серости и страха туда, где о тебе позаботятся, где приютят, где с тобой поступят так, как учит Христос.

Лампочку выкрутили

В последний день мы успели ещё раз заехать в этот дом. Вера Михайловна что-то делала в огороде. Аргон с Белкой лежали рядом в тени. Маша была в своем обычном халате. Мы подарили ей несколько фотографий с ней и старых, где о. Павел очень нежно обнимает свою Веру. Она засияла, прижала их к груди и убежала куда-то наверх. На прощанье матушка расцеловала нас и отпустила. Уже отъезжая, мы видели, как Маша стояла у калитки и махала нам рукой, пока мы не скрылись за поворотом. Второй рукой она так же прижимала к груди фотографии.

Уже в поезде я вспомнил, как Виктор Яковлев описывал свое личное состояние без о. Павла.

– Мне не с кем обсудить неразрешимые вопросы. Раньше я всегда мог с ним поговорить. А теперь – будто лампочку выкрутили и ничего не ясно.

И вот стоит Псков – город «духовной культуры России» (как написано на сайте города) – в этом сумраке. И не поймешь: светает или наоборот – закатывается солнце. Только Маша точно уже не будет собирать малину. Папы нет, а она её не любит.

Выбор редакции

Еще в 1969 году, когда храмы в нашей стране только разрушались или использовались в непотребных целях, когда окончательно был стерт с лица земли Костинский храм Рождества Пресвятой Богородицы, в этом самом году отец Павел Адельгейм построил в городе Бухаре, где он тогда служил, новый храм, единственный, построенный в СССР за все годы безбожной власти.

Когда первый шок властей предержащих прошел и все областные начальники со своих постов были сняты, пришла пора посчитаться с главным виновником события: его, естественно, посадили, оставив без средств к существованию троих детей, один из которых – инвалид детства. Посадили по статье за распространение сведений, порочащих советский государственный и общественный строй.

Что же это были за сведения? Во время обыска в его доме нашли школьную тетрадку с аккуратно переписанной поэмой Анны Ахматовой «Реквием». Возмутились. Ну, не могла советская поэтесса написать такие антисоветские стихи: «Это было, когда улыбался только мертвый, спокойствию рад, и ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград…» Разумеется, не могла! А кто же тогда такие стихи написать отважился? Да все он же, Павел Адельгейм!

Сегодня в это поверить невозможно. Однако была сделана даже искусствоведческая экспертиза, которую совершила учительница истории одной из ташкентских школ. И в результате трудов учительницы-«искусствоведа» батюшку осудили на максимальный срок по этой статье - 3 года лагерей.

Но и в лагере батюшка остался прежним, взглядов своих не переменил. Помогал заключенным составлять всевозможные прошения, жалобы, заявления. Администрация лагеря невзлюбила чрезмерно активного заключенного и – бывало тогда и так – организовала на него целых три покушения. Последнее - почти удачное. Его не убили, но колесом цехового подъемного крана раздробили пальцы на правой ноге. В городской больнице, куда пострадавшего отвезли, старик-хирург оперативно осмотрел и утешил: через неделю плясать будешь. Но доктор ошибся.

У койки отца Павла посадили двух автоматчиков в тулупах и забыли о нем на месяц, а потом и вовсе перевели в тюремную больницу. Если к хирургической ране месяц не прикасаться, начнется гангрена. Она и началась. Тут срочно явилась заведующая тюремной больницей (врач-педиатр по основной специальности) с большой хирургической пилой и нашему батюшке ногу выше колена отпилила… БЕЗ АНЕСТЕЗИИ!

С тех пор служил отец Павел на одной ноге, опираясь тем, что осталось от правой, на неподъемно тяжелый протез, по которому нет-нет да и потечет струйка крови…

5 августа 2013 года протоиерей Павел Адельгейм был убит душевнобольным человеком, которому батюшка пытался оказать пастырскую помощь.

Елена Пудовкина.

Памяти отца Павла Адельгейма

Все пройдет, и останется только любовь,

что уже не иссякнет вовеки.

Новомученик прибыл под отческий кров -

за небесные, светлые реки.

От страданий земных он восходит горе,

и от нашего горя земного.

Он как праведник жил, как лампада горел,

славил Бога и делом, и словом.

Как нам жить без него в наползающей тьме,

как нам жить, как дышать, как молиться?

Сей светильник стоял высоко на холме,

Озаряя и души, и лица.


Год без праведника. Памяти отца Павла Адельгейма

Прот. Сергий Ганьковский
Отцу Адельгейму

Ни труда, ни болезни уже не нести тебе, отче.

Завершились труды, и закончился тела недуг.

И фантомные боли в ноге не преследуют ночью,

Да и ночь прекратилась, зарёй осиянная вдруг.

И ты снова, как в юности, целый, решительный, строгий,

И вся жизнь впереди, словно сладостный рай за углом.

Нам бы вместе с тобой, в предвкушении новой дороги,

Только радостью жить, только песней стремиться за кром.

Отчего же пустыня в душе, отчего только слёзы

Невозможно сдержать, когда думаешь вновь о тебе?

Ничего нет желаннее смерти: её ли угрозы

Могут нас опечалить, причастных Христовой судьбе?

Сколько было потуг, чтоб молитве твоей не звучать.

Ничего не успели злодеи: ни лагерный молох,

Ни владычны затеи не вольны заставить молчать.

В тесной келье твоей, где когда-то в страданье рождалось

Покаянье в навеки, казалось, умершей душе,

Чудо Церкви соборной молитвой твоей созидалось:

Там, где двое с Христом, там и Царство сияет уже.

И когда наше небо свернется, как свиток беззвёздный,

И когда все итоги Предвечный Судья подведет,

И когда приговор прозвучит, неумытный и грозный,

Знаем: келья твоя, как корабль среди бури спасет.

Разрешал и прощал, прогоняя унынье и мрак,

Верим, отче, что правом, оплаченным кровью безгрешной,

Приготовишь обитель для тех, кто блуждает впотьмах.

ОТЦУ ДУХОВНОМУ

Ты глядишь мне в глаза - прямо, просто, светло

С фотографии старой в ореховой раме.

Вопрошаешь? Коришь? Иль сквозь рамы стекло

До заутрени светлой прощаешься с нами?

Там, в чертогах покоя и вечной весны

Служишь ты литургию любви и надежды

Пред тобой, с обжигающей болью вины,

Мы стоим, недостойные брачной одежды.

Говорят, что бесстрашно пойдёт за Христом

Тот, кто Свет Его узрит в глазах человека.

Ты принёс его нам – в тихом слове твоём

Мы услышали правду Грядущего Века.

Но гораздо важнее всех сказанных слов

Чтобы совесть и ум были с сердцем в согласье.

С семинарских годов до московских судов,

Ты был камнем соблазна для жаждущих власти

Жил бы ты осторожно, не стал бы, кем стал, -

Не смиренным попом, как в романе Лескова.

Ты, как воин Христов, кровь свою проливал,

Жертвы кровь от темниц Заравшана до Пскова

Год Год прошел без тебя. И сердечная боль

Стала тихой печалью и памятью вечной,

Словно в гибельном мраке далекий огонь

Чуть мерцает лампадой любви бесконечной.

Август 2014 г.

ВТОРАЯ ГОДОВЩИНА


Мы всё ищем покоя и воли и ночью и в утренний час,

Жаждем Духа Комфорта*, Который, мы слышали, дышит, где хочет,

И нам кажется смысл мирозданья замкнулся надежно для нас

в тихой дрёме, решительно встать от которой нет мочи.

Сладкий шепот соблазна подскажет: зачем восставать,

если вечный покой нам в награду обещан от века?

Что покой этот значит? Не видеть, не слышать, не знать,

чтоб беспечной души не встревожить бедой человека.

«Справедливость» - вот лозунг на знамени наших побед.

«Милосердие» - просьба печальная в немощи падших.

Под штандартом каким поспешим за святыми вослед?

Повернется ль язык попросить у Владыки: «Воздаждь ми»?

Неужели и правда Создатель Небес и Глубин

Будет падшую тварь справедливо судить за злодейства?

Кто там будет оправдан? Кто избегнет позора один

на один с неподкупным Судьей – образцом совершенства.

Неужели и впрямь созерцанье горящих в аду

утешает святых, в глубину преисподней воззревших

с Лона вечного Праотцев, грешникам всем на беду

Наслажденье двойное от вида страдальцев обретших.

Что такое любовь, если мздовоздаянье за зло

не исполнившим йоту Закона – непреодолимо?

И на что мне тогда Авраамово Лоно? Оно –

VIP трибуна всего лишь в ристалищах Ветхого Рима.

Если так, то пойду я за Павлом-апостолом вслед,

вслед за тем, кто готов отказаться от первенства родом

ради ближних своих, как Исав, получивший обед,

вместо славы Отца, вместо чести быть Божьим народом.

Так и ты, иерей, соименный апостолу, встал

на защиту всех тех, кто отчаялся в деле спасенья,

кто и ночью не бодрствовал, дни в расслабленьи лежал

над ручьем, умирая от жажды, без воли к движенью.

«Встань! Иди!» - вслед за Спасом-Христом обращаешь ты к нам

Слово силы, надежды, спасенья и радостной веры.

И расслабленный жилами, чуждый истертым словам,

Словом Жизни объят, не пугается смерти химеры.

Смерти нет! – вот итог этой жизни, родивший меня во Христе,

Результат всех молитв, всех трудов, всех обид и напастей.

Смерти нет! Ада происки, скорби и сердце в тоске –

не лишают нас веры, надежды и жизни нетленной причастья!

Смерти нет, сколько ни торжествует она,

разлучая сердца и глумясь над любовью и верой,

наша жизнь не напрасна: сердца зажигает она,

тем дыханием правды, чем ты оделил нас без меры

_______________

*spirit Comforter (англ.) - Дух Утешитель

Выдержки из беседы Александра Щипкова с отцом Павлом Адельгеймом

Священник Павел Адельгейм: Из семинарии меня выгонял лично Филарет Денисенко

Павел Анатольевич Адельгейм (1 августа 1938, Ростов-на-Дону - 5 августа 2013, Псков) - священник Русской православной церкви, протоиерей, клирик Псковской епархии, церковный публицист. Известен своими публичными выступлениями по проблемным вопросам внутрицерковной жизни.

Происхождение

Дед - Павел Бернардович Адельгейм 1878 года рождения из российских немцев - получил образование в Бельгии, владел имениями Глуховцы и Турбово под Киевом. Арестован и расстрелян в Киеве 29 апреля 1938 года; реабилитирован 16 мая 1989 года.

Отец - Анатолий Павлович Адельгейм 1911 года рождения - был артистом и поэтом. Расстрелян 26 сентября 1942 года; реабилитирован 17 октября 1962 года.

Дед по материнской линии - Никанор Григорьевич Пылаев - полковник царской армии; судьба после революции неизвестна.

Мать - Татьяна Никаноровна Пылаева 1912 года рождения - арестована и осуждена в 1946 году, из мест заключения сослана в посёлок Актау Казахской ССР; реабилитирована в 1962 году.

Биография

После ареста матери жил в детдоме, затем вместе с матерью находился на принудительном поселении в Казахстане.

Из Казахстана Павел переехал в Киев к родственникам. В 1954 году он становится послушником Киево-Печерской Лавры.

В 1956 году, когда ему исполнилось 18 лет, поступил в Киевскую Духовную семинарию.

В 1959 году был исключён из семинарии игуменом Филаретом (Денисенко) по политическим мотивам.

В том же году рукоположён архиепископом Ермогеном (Голубевым) во диакона к Ташкентскому кафедральному собору.

В 1964 году, по окончании Московской Духовной академии, назначен священником в город Каган Узбекской ССР.

В 1969 году построил новый храм, освящённый во имя святителя Николая.

В том же году арестован за распространение самиздата по статье 190-1 «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Как вспомнал Павел Адельгейм, «У меня нашли довольно много стихов поэтов Серебряного века: Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Волошина. <…> Суд решил, что все эти произведения писал я сам, а приписывал их известным поэтам». В течение года пробыл во внутренней тюрьме КГБ в Бухаре.

В 1970 году был осуждён на 3 года лагерей по обвинению за «клевету на советский строй».

В 1971 году, в связи с волнениями в ИТУ посёлка Кызылтепа, потерял правую ногу.

Освободился из заключения инвалидом в 1972 году. Служил в Фергане и Красноводске.

С 1976 года - клирик Псковской епархии.

В 1992 году при храме святых Жен Мироносиц открыл приходскую общеобразовательную православную школу регентов. В 1993 году при храме святого апостола Матфея в деревне Писковичи открыл приют для сирот-инвалидов.

До 22 февраля 2008 года был настоятелем храма святых Жен Мироносиц города Пскова. Освобождён от должности указом архиепископа Псковского и Великолукского Евсевия (Саввина), но с сохранением права службы.

В последние годы жизни служил в храме святых Жен Мироносиц (со Скудельниц) на Мироносицком кладбище. В эти годы имело место противостояние Павла Адельгейма и нового настоятеля Сергея Иванова. Павел Адельгейм обжаловал в суде новый устав прихода, зарегистрированный Ивановым, и смог добиться того, что этот документ признали незаконным. Кроме того Сергей Иванов сместил с должности сына Павла - Ивана (суд подтвердил законность увольнения). В 2011 году митрополит Евсевий распорядился о принятии нового устава приходского собрания, но Павел Адельгейм и прихожане отказались его поддержать. После этого епархиальный суд исключил из совета прихода шесть человек (это решение было обжаловано в суде, но суд поддержал Сергея Иванова)

Являлся членом Преображенского содружества малых братств, входил в попечительский совет Свято-Филаретовского православно-христианского института.

Был женат, имел троих детей, шесть внуков. Его сын Иван около 16 лет служил директором православной школы регентов при храме, настоятелем которого являлся Павел Адельгейм.

Павел Адельгейм (1 августа 1938 года, Ростов-на-Дону – 5 августа 2013 года, Псков) – выдающийся священник Русской православной церкви, мученик за веру, автор многочисленных статей по церковной тематике, автор книг «Своими глазами» и «Догмат о церкви в канонах и практике», вызвавшей широкий резонанс в церкви. Отец Павел Адельгейм был духовным учеником старца , Серафима (Суторихина) и других исповедников веры. Всю свою жизнь отец Павел посвятил Богу и Церкви.

Был членом Преображенского братства, преподавал и входил в попечительский совет Свято-Филаретовского института.

Отец Павел Адельгейм входил в псковское отделение общества «Мемориал» и много делал для восстановления исторической правды в обществе. Являясь сыном «врагов народа», сам провел три года в лагерях по обвинению «за клевету на советский строй». В 1971 году, находясь в заключении, в результате покушения потерял ногу.

Отец Павел был блестящим проповедником. С апреля 2009 года вел свой блог, который до сих пор является свидетельством о жизни церкви.

Семья. Детство. Караганда. 1938-1956 гг.

Отец Павел Адельгейм много лет был другом Преображенского братства, регулярно принимал братских паломников. Он становится членом Попечительского совета института в 2006 году, с 2008 года преподает в Свято-Филаретовском институте курсы «Каноника и экклезиология», «Проблемы каноники и экклезиологии», «Введение в канонику», «Конфессиональное право». Священник Павел Адельгейм участвовал в конференциях и встречах, проводимых силами ПСМБ.

В 2010 году братчики помогли протоиерею Павлу Адельгейму опубликовать и издать книгу «Своими глазами».

В 2013 году отец Павел Адельгейм становится членом Преображенского братства.

В память об отце Павле Адельгейме Преображенское братство подготовило выставку «Свидетель: священник Павел Адельгейм», которая прошла во многих городах России.



 

Возможно, будет полезно почитать: