Журнал The New Times ("Новое время"). Справка

Грустная новость из мира российских независимых медиа - после 10 лет работы закрывается журнал The New Times.

Свобода слова сокращается как шагреневая кожа

Очень жаль, поле независимой информации продолжает сокращаться

Очень жаль.
Спасибо Евгении Альбац за то, что такой журнал был.

Не могу поверить, что это так. Я проработала в этом журнале 8 лет!

С этим журналом так много всего связано, что сейчас ощущение, будто у меня зуб выпал. Передний.

Бумажного НТ больше не будет. Хочется написать какую-нибудь грустную, весёлую, опасную, идиотскую, поучительную, но никак не скучную историю, потому что столько их было, этих историй, что... Не буду писать историю, НТ - сама история. Страны, журналистики и моей маленькой жизни. Грустно.

Рядом с Бессарабкой на Крещатике есть двор, в котором много лет был ресторан украинской кухни, а теперь крафтовый бар. В том ресторане мы сидели тёплым октябрьским вечером, когда из Москвы позвонили и рассказали новость: убита Анна Политковская. Потом было интервью Ирены Стефановны "Новой газете", в котором она говорила, что времена страшнее были, а подлее вряд ли. Потом стало известно, что она приобрела "Новое время" и будет перезапускать его с Рафом Шакировым и Женей Альбац. Потом на дебатах, которые вел один начинающий блогер, Женя позвала в этом проекте поучаствовать. Потом были 5 лет вечеров в редакции на Тверском бульваре. А теперь Нью Таймс выпустил последний номер и от этого очень грустно.

Самый первый выпуск New Times десять лет назад я нашёл в школьной столовой.
Потом довольно часто его покупал - наверно, чаще только русский Newsweek, ну и где он теперь?
Потом, в 2010, именно в New Times впервые в печати вышла моя фотография - нелепая, да и стыренная из ЖЖ, но об этом я тогда не думал, а о том, что это достижение, праздник и вдохновение - думал.
Потом я стал иногда работать с журналом, и при всех сложностях, снимать иногда очень интересные заказы.
А летом 2013 года у меня украли камеру - на флешке были никуда не скопированные фотографии утренней съёмки круглого стола в редакции журнала, и стыд перед Евгенией Альбац был сильнее чувства потери из-за покупки новой камеры.
Каждое новое издание - большой опыт самооценки с точки зрения непривычных требований и нового контекста, в который встают твои фотографии, и первые и не первые полосы в New Times многому меня научили.
Потом именно в журнале я познакомился с Олей Осиповой и Иваном Степаненко, без которых не было бы моих книг.
Потом именно в журнале мне посоветовали в Техасе найти visitors" bureau, без которого не сложилась бы поездка в Абилин.
Я не пишу тут про расследования Барабанова или Морарь, про колонки Олега Навального или Сапрыкина - вы все это читали и знаете без меня. Просто New Times, хоть с ним и было сложно, вот так же повлиял на почти всех журналистов, которых вы знаете.
Очень жаль, что его больше не будет в печати. Надеюсь, что это временно. Или что вырастет что-то новое.

Помню, как весной 2011 года, после разговора с главным редактором журнала The New Times Евгенией Альбац, я - очень воодушевленная и довольная - заглянула в кабинет отдела политики, где мне предстояло работать.
Там сидел лохматый парень в очках, который сначала внимательно посмотрел в это мое очень воодушевленное и довольное лицо, потом хмыкнул и молча поставил пепельницу. Тогда я ещё не знала, что Егор Мостовщиков - это и есть почти весь отдел политики журнала The New Times (плюс редактор - Илья Барабанов). Что мы напишем много материалов про Путина и один материал про ботокс Путина. Что в редакции традиционно поспорят, сколько я продержусь. Что я продержусь 3,5 года. И за эти 3,5 года сама не раз буду целым отделом политики журнала The New Times. И это, пожалуй, было главной особенностью редакции: в ней каждый человек мог даже за один день побыть совершенно разными величинами.

P.s. Мне очень жаль, что закрывают печатную версию журнала. Но остаётся сайт, и это немного утешает. Среди сотрудников журнала существует теория, что The New Times будет работать, пока выполняются два условия: 1. в штате есть хотя бы один человек; 2. этот человек - Евгения Марковна. Ведь она и есть The New Times.

Евгения Альбац, держитесь. Вы сильнее любых обстоятельств. Да и всех нас, чего уж.

The New Times - огромная часть моей жизни. Я пришел в журнал в самом начале - еще на стадии его создания и подготовки первого номера. На тот момент была и большая интернет-редакция, которая во многом опередила время - готовились стримы с массовых акций, была большая доля видео и был насыщенный сайт.

Но именно бумажный The New Times все тянул, держал качество. Столько всего было за эти годы. И маски-шоу с силовиками в редакции, и ночи в аэропорту, пытаясь добраться до высылаемой из страны Наташи Морарь, и найденная закладка под машиной Жени Альбац, и Барабанов, которого прятали в каких-то квартирах после очередного расследования, и крутейшее интервью с семьей Лужкова после его отставки, которое обвалило сайт издания (а таких интересных интервью вышли сотни!), и десятки расследований, и прямые эфиры Новодворской...

Спасибо Евгении Альбац за качество, за убеждения и за человечность.

теперь в России станет проще, еще одно сложное уплотнение исчезает, еще меньше свободы быть разными. я проработал в журнале 8 месяцев и получил такой опыт, которого никак не ожидал на пятом десятке. спасибо главному редактору, спасибо тем, с кем делил это время .

С прекращением выхода The New Times в России закончились общественно-политические журналы, только где-то далеко ещё мерцает "Огонек".

И хотя сама Евгения Альбац четко назвала причину - "закончились деньги", - понятно, что государство приложило к этому максимальные усилия. От ограничений на рекламном рынке до давления на типографию. От Роскомнадзора до "Почты России".

Бороться с журналами проще, чем с кризисом.

Но эти добрые сочувственные слова соседствуют в сети с откровенным злорадством.

Одно из популярнейших либеральных изданий The New Times закрывает бумажную версию.

То ли рынок виноват, отказался вписывать в себя любителей шиковать деньги на офисы. То ли народ опять не такой, фашист проклятый, многонациональное издание не чтит и даже не читает.

Антонио Грамши и то, наверное, прослезился.

Закрыт очередной либеральный журнал.

Ехидно пишут, что радетели рынка с рынком почему-то не дружат. Это верно. Боюсь, издатели даже не понимают проблему.

В терминах рынка "Эхо Москвы", допустим, вовсе не конкурирует с "Вестями ФМ". Потому что у них разные аудитории. "Эхо Москвы" конкурирует с "Новой Газетой".

Либеральных изданий было слишком много. Они все были слишком однообразные. Одни и те же авторы, цели, стиль. Зачем же их столько? Они любят разные бизнес-девизы, типа "отличайся или умри", но никак отличаться друг от друга не хотят. Приходится в соответствии с лозунгом умирать.

Уменьшение аудитории, её раздробленность привели к тому, что многие либеральные СМИ начали переходить на платную подписку. Тем самым усугубив свое положение. Потому что раньше их читали и противники. Но читать оппонентов ещё и за не такие уж маленькие деньги? Нет, увольте.

Либеральный офисный планктон зарабатывает тяжело, в Москве неплохо, но все подряд "Дожди" тянуть не в силах.

Тем более, что что самый серьезный удар по либеральной прессе нанесла пресса украинская. Общая радикализация требует жестких высказываний. А где они жестче? Россияне вынуждены оглядываться на закон. Украинцам в отношении России и Кремля позволено буквально всё. Можно призывать вешать, рассуждать о генетической неполноценности, крыть матом - да что хотите. Ну а всё остальное приблизительно такое же, как и у наших родных либералов. Плюс - бесплатно. Сколько хочешь. Да и авторы те же: Муждабаев, Ганапольский публикуются и здесь, а Сытин, к примеру - там.

Смешно. Люди, ратовавшие за дешевых гастарбайтеров, от них, собственно, и страдают. Хотя вряд ли осознают это.

Дорога одна - на федеральные каналы в бои гладиаторов. Только там тоже мест на всех не хватит.

Перепроизводство либеральной мысли косит их ряды. Но спишут всё на цензуру.

Главная редакторесса журнала The New Times Евгения Альбац сообщила, что журнал закрывается, "останется только сайт". Причем, судя по тому, что на сайте перестала работать кнопка подписки (просто выкидывает на главную), сайт останется в смысле как архив, а не как онлайн-издание. Почему эта новость взволновала нас?

Во-первых, потому что The New Times (как и, например, Republic) - политический журнал, работающий по жесткой подписной модели, то есть в некотором роде сравним со "Спутником и Погромом". Изданий, использующих модель жесткого пейволла (когда лучший контент только за деньги, а бесплатно - новости/небольшие тексты), в России немного, и мы за ними внимательно следим.

Во-вторых, из-за цифр посещаемости The New Times: имея В ЧЕТЫРЕ РАЗА МЕНЬШУЮ АУДИТОРИЮ, чем у нас, Евгения Марковна содержала солидный редакционный штат, отправляла корреспондентов в командировки, снимала офис. Думаю, одна только плата за аренду офиса была больше, чем весь наш месячный бюджет. Работаем в четыре раза лучше, а денег у нас... думаю, половина редакции получает меньше, чем Евгения Марковна в месяц на маникюр тратит.

И в-третьих, потому что пример The New Times, скорее всего, скоро начнут приводить как доказательство неработоспособности подписной модели в России, тип, народ деньги платить не хочет. Хотя из приведенной на скрине сравнительной статистики четко видно, что издание Альбац было глубоко дотационным (кто его дотировал? Даже и не знаю, кто может дотировать издание члена Общественного Совета Российского еврейского конгресса...), и, очевидно, у спонсоров Альбац закончилось желание давать деньги. То есть это не провал подписной модели, а провал модели дотационного политического издания, отстаивающего интересы многонациональных россиян (свою скорбь в связи с закрытием уже выразил, например, легендарный крымскотатарский националист Айдар Муждабаев).

Следователи столичного ГУВД в среду провели выемку документов в журнале The New Times в центре Москвы в рамках уголовного дела о клевете в статье "Рабы ОМОНа", сообщил РИА Новости начальник управления информации и общественных связей ГУВД Москвы полковник милиции Виктор Бирюков.

По одной из версий, его перестали устраивать формат журнала, тяготеющего к правозащитной риторике и резкой критике власти, и фактическое разделение власти в издании с редактором отдела политики Евгенией Альбац.

До января 2009 г. пост главного редактора журнала занимала собственник издания Ирена Лесневская.

Ранее начальник ГУВД Москвы Владимир Колокольцев назвал "клеветническими" сообщения о нарушениях в столичном ОМОНе, отметив, что подал иск в суд о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда сотрудникам ОМОНа, речь о которых велась в публикации.

14 апреля начальник управления информации и общественных связей ГУВД Москвы полковник милиции Виктор Бирюков сообщил, что следователи столичного ГУВД проводят выемку документов в журнале The New Times в центре Москвы в рамках уголовного дела о клевете в статье "Рабы ОМОНа".

По словам заместителя главного редактора The New Times Ильи Барабанова, выемка документов в редакции проводится на основании решения Тверского районного суда.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Эту новость можно сформулировать иначе. Типография, которая печатала журнал The New Times, ни не может его печатать дальше, а не хочет. А можно сформулировать и еще раз по-другому. Типография не то чтобы не может или не хочет, а ей нельзя больше печатать такой журнал. У журнала перед печатным станком, как говорит Евгения Альбац, «ноль долгов». И это правильно. Потому что мы понимаем, что если у независимой прессы будут хоть три копейки долга – это повод. Три копейки за типографию или три копейки за коммуналку и аренду, три копейки охраннику на первом этаже при входе в редакцию. Не важно! Это повод для того, чтобы парализовать вашу работу. Но если повода нет, то можно обойтись в принципе и без него. Нет долгов – ну, и не надо! Мы вашу лавочку прикроем просто так.

Мы, в конце концов, скажем, что у нас кончилась бумага, высохла краска, напился наборщик и его друг печатальщик, зависли компьютеры, погас свет. Если нужно найти предлог, чтобы чего-то не делать – тут нам равных нет, здесь мы – мировые чемпионы. Можно, конечно, сказать, что черт с ней, с этой типографией, в конце концов, она потеряет хороший заказ и хорошие деньги и рано или поздно загнется. Потому что СМИ уходят от бумаги и переходят в Сеть и что это повод самим начать жить в электронном виде. Но у нас уже были показательные примеры, когда точно так же, безо всяких веских причин блокировались «Грани», «ЁЖ», сайт Каспарова. Вопрос не в том, в какой форме независимая пресса будет существовать. Вопрос в том, что она не может существовать в нашей стране уже ни в каком виде. Нам всегда в ответ говорят: а как же «Новая Газета», а как же «Эхо Москвы»? Но еще не так давно в этом ряду уверенно спрашивали: а как же РБК, а как же «Коммерсант», а как же Lenta.ru?

Список этих «а как же?» становится все короче. Журнал The New Times в этот список пока еще входит и, я стучу три раза по дереву, надеюсь, что будет входить. Но мы же видим, как легко можно все поменять. Здесь у акционера внезапно поменялась точка зрения, а вместе с нею поменялось руководство и состав редакции. Здесь поменялась концепция, там изменилось финансирование. Тут что-то не понравилось надзорным органам. А теперь вот еще и типография «не может». В каждом конкретном случае будет какая-то частная причина. И никто прямо не скажет, допустим, что не стоило вам ругать Собянина. Или: у нас тут выборы, а вы нам мешаете. Или: не суйте свой нос, куда не надо со своими расследованиями. Не обсуждайте Путина и его семью, не обсуждайте друзей президента, отстаньте от Шувалова, его собак, квартир и самолетов. Нет, ничего такого сказано не будет. Скажут про смену концепции, про три копейки долга, или просто сообщат, что больше не могут печатать ваш журнал. Но штука в том, что проблемы журнала, сайтов, радио или телеканала «Дождь» - это в первую очередь ваши проблемы, дороги друзья.

Ваше окно в мир свободной информации законопачивают с каждым днем все плотнее. И к вам возвращаются старые времена. Олд Таймс, так сказать.

Е.Альбац:

К сожалению, я должна сообщить читателям журнала, что в понедельник журнал The New Times в киоски не придет, и в магазины не придет, и к подписчикам не придет. Потому что сегодня типография «Пушкинская площадь», которая печатает журнал восемь лет, и перед которой у нас ноль долгов, еще раз -- ноль долгов, сообщила что следующий номер она напечатать не сможет. Журнал The New Times сдается в тип с помощью софта, который установлен у нас типографией «Пушкинская площадь» в ночь с пятницы на субботу, в субботу печатается тираж, и в воскресенье, а в воскресенье и понедельник он развозится в киоски. Однако вдруг, совершенно неожиданно, типография сказала, что у нее нет возможности напечатать журнал. Чтобы наши читатели понимали, типография «Пушкинская площадь» - это продукт двух московских типографий: Алмаз-пресс и «Пушкинская площадь», у них не просто не загружены мощности, а они вынуждены были уволить огромное количество людей, потому что, как вы знаете, очень многие журналы перестал выходить. Мы один из последних российских журналов, который печатается не в Финляндии, не в Польше, а именно в Москве, в России. Это к слову о загруженности и так далее.
Я не могу, я с утра пытаюсь дозвониться до генерального директора типографии господин Зайцева, до его заместителя господина Бакова, они все ужасно заняты, ни один из них не может со мной поговорить. Мой сотрудник ездил в типографию, где ей было сказано, что договор они подписывать не хотят и напечатать журнал не смогут.

Ответы

Юрий
Остроменцкий

Вопросы

Евгений Юкечев

Фотографии

Ксения Плотникова

Майя Шелковникова

женедельный труд редакции журнала The New Times умещается на 64-х полосах, преимущественно в двухколоннике, активно приправленном красными акцентами врезов, лидов и цитат. Многие материалы не располагают к беглому чтению, требуя от читателя намерения, а затем и усилия для погружения в текст. Своеобразный привет передают читателю в конце номеров Бродский, Высоцкий, Галич, Гребенщиков, Летов и другие, чьи стихи и голоса сливаются в гимн гражданского и человеческого духа. Как должен выглядеть общественно-политический журнал, каким образом выстроить развороты, какую роль отвести изображениям и, наконец, какая интонация должна быть у заголовков и текстов — вопросы, на которые дизайнер даёт ответы в своей работе.

личном сайте . Фото — Ксения Плотникова.

Юрий Остроменцкий — графический дизайнер, дизайнер шрифта, арт-директор (2004–2012) журнала «Большой Город». Москва, 2013. Подробнее — на личном сайте . Фото — Ксения Плотникова.

Юрий Остроменцкий — графический дизайнер, дизайнер шрифта, арт-директор (2004–2012) журнала «Большой Город». Москва, 2013. Подробнее — на личном сайте . Фото — Ксения Плотникова.

Журнал The New Times — одно из немногих здравствующих сегодня изданий действительно либерального характера. Что вы считали важным для себя, участвуя в его разработке?

Для меня было важным то, что, когда я занимался журналом, он полностью соответствовал моему представлению о духе времени. Мы с Филиппом Дзядко, бывшим редактором «Большого Города» , были приглашены обновить журнал. Я нарисовал макет, помог его запустить и с февраля не имею отношения к выпуску текущих номеров. Сейчас там за главного дизайнер Иван Степаненко.

The New Times и «Большой Город» — журналы довольно разные, так же как и их аудитории. Как быстро вы нашли и почувствовали тот визуальный язык, который нужен новому изданию? Сколько времени ушло на редизайн?

К моменту нашего с Филиппом ухода из «Большого Города» мы были близки к желанию схватиться за булыжник, а в The New Times он как раз лежал. Так что всё происходило очень органично и вовремя. На редизайн ушло, кажется, месяца два. Физические габариты издания остались прежними — работа шла внутри. Перед нами была поставлена простая задача — обновить журнал. Сделать его удобнее для читателя и для редакции и сделать так, чтобы он разговаривал сегодняшним языком. Видимо, наш уход из «Большого Города» совпал с желанием главного редактора Евгении Альбац привнести в NT как раз то, что мы с Филиппом умеем. Бонус — духовые оркестры в редакции по праздникам.

Образ журнала в сильной степени формирует его акцидентный шрифт Carmela. Напрашивается некоторая аналогия с заголовочным шрифтом журнала New Yorker (шрифт Irvin Type, автор Rea Irvin, 1925) : есть общая манерность в пластических элементах и некоторых деталях. Он разработан специально для журнала?

Думаю, вы считаете возможным их сравнивать из-за того, что видите у них примерно одни и те же временные корни. Оба эти шрифта так или иначе завязаны на эстетике модерна. В моём случае на испанской графике революционных 30-х. А у неё ноги растут как раз таки из модерна.

Шрифт Carmela — экстравагантный геометрический гротеск, отсылающий к эстетике модерна и духу испанской революционной графики 30-х годов. Создан в 2012 году Юрием Остроменцким. В составе шрифта три стилистических сета: узкий, широкий и трафаретный. Публично не продаётся.

Шрифт Carmela — экстравагантный геометрический гротеск, отсылающий к эстетике модерна и духу испанской революционной графики 30-х годов. Создан в 2012 году Юрием Остроменцким. В составе шрифта три стилистических сета: узкий, широкий и трафаретный. Публично не продаётся.

В 2011–2012 годах меня пёрло от испанского плаката времён Гражданской войны . У меня было ощущение, что это совпaдает с тем, что носится в воздухе. Cвои мысли я начал засовывать в «Большой Город», сделал пару шрифтов, а уйдя из него, начал рисовать Кармелу. Когда я рисовал его, думал о том, что важно не сделать стилизацию революционной графики, а, обернувшись почти на сто лет назад, пропустив через себя и оглянувшись вокруг, рассказать что-то сегодняшнее, что-то, что у меня на кончиках пальцев. Нас с Филиппом позвали как команду с уже сложившейся интонацией, и мы просто продолжали говорить так, как мы умели. И то, что мы хотели рассказать в NT, стало удобно рассказывать Кармелой. Так он стал голосом The New Times. Кстати, у шрифта есть ещё два стилистических сета, которые не используются в журнале, а сам шрифт всё ещё находится в работе. А называется он так, потому что...

Himnos y Canciones de la Guerra Civil Española — España 1936–1939. Coro Popular Jabalón

С чего начинается работа над макетом? Когда появляется понимание основной интонации, наборной пары и ключевых шрифтов?

Я некоторое время чешу репу, смотрю по сторонам, на горизонт, а потом сажусь, рисую набросок макета, потом считаю сетку, и всё волшебным образом почти всегда идеально с ней совпадает. Это, разумеется, аморально. Переделки для меня — самое мучительное, неприятное, сложное и так далее. Кажется, я довольно быстро работаю, интонация появляется сама собой, так же как и в разговоре — либо у тебя получается разговаривать с человеком, либо до свидания. Поэтому William был выбран сразу и сразу идеально встал. На контрасте с Circe и Carmela, как и задумывалось.

Слова уровня «образ» и «концепция» появляются позже, при необходимости. Либо складывается легко и сразу, либо потом нужно долго что-то допиливать и доуточнять, но тогда ни «образ», ни «концепция» не помогут.



 

Возможно, будет полезно почитать: