План урока по литературе на тему "А.И.Герцен. Письма к сыну"

Дата публикации: 2016-04-02

Краткое описание: ...

Утверждаю

Русская лит-ра

Класс 9

Тема: АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ГЕРЦЕН.

ИЗ ПИСЬМА К СЫНУ

(урок внеклассного чтения)

Учащиеся будут знать тематическое и идейное содержание произведения

Учащиеся должны иметь представление о биографии писателя, тематическом и идейном содержании произведения;

Способствовать развитию навыков обдуманного чтения, умения анализировать, учить собирать и систематизировать информацию;

Обеспечить условия для формирования нравственных критериев, этических норм поведения в жизни.

М е т о д ы:

работа с книгой, метод проблемного вопроса, иллюстративный, словесный, частично-поисковый

Технология:

мультимедийная презентация, видеофильмы

Ожидаемый результат:

Учащиеся

Ход урока:

У тебя страшно много, ужасно много ума, так много, что я право не знаю, зачем его столько одному человеку…

В.Г.Белигский

Этапы урока

Время

Действия учителя

Действия учащихся

1. Орг момент

Демонстрация видеофильма «Письма к сыну», беседа:

Как вы думаете, о чём мы будем сегодня говорить на уроке?

Смотрят, отвечают на вопросы

2. Стадия вызова

Демонстрация портрета Александра Македонского

Кто изображён на портрете?

Отвечают на вопросы

Искандер – македонский полководец Александр Великий. Великий воин, завоевавший всю Персидскую империю вплоть до Индии. Прославленный политический деятель, стремившийся создать мировую империю.

Его стало синонимом борьбы и победы, сражений и страданий, верности избранному пути. Именно под подписью «Искандер» в 1836 году в журнале «Телескоп» впервые была напечатана статья русского » - ряд воспоминаний, имеющих частью характер автобиографический, но дающих и целый ряд высокохудожественных картин, ослепительно-блестящих характеристик, и наблюдений Герцена из пережитого и виденного им в России и за границей.

Все другие сочинения и статьи Герцена, как например: «Старый мир и Россия», «Концы и начала» и др. - представляют простое развитие идей и настроения 1847 - 1852 годов.

Добрый день, дорогой сын!

Письмо В. А.Сухомлинского сыну

Добрый день, дорогой сын!

Вот ты и улетел из родительского гнезда - живешь в большом городе, учишься в вузе, хочешь чувствовать себя самостоятельным человеком. Знаю по собственному опыту, что, захваченный бурным вихрем новой для тебя жизни, ты мало вспоминаешь о родительском доме, о нас с матерью, и почти не скучаешь. Это придет позже, когда ты узнаешь жизнь. ...Первое письмо сыну, улетевшему из родительского гнезда... Хочется, чтобы оно осталось у тебя на всю жизнь, чтобы ты хранил его, перечитывал, думал над ним. Мы с матерью знаем, что каждое молодое поколение немного снисходительно относится к поучениям родителей: вы, мол, не можете видеть и понимать все то, что видим и понимаем мы. Может быть, это и так... Может быть, прочитав это письмо, ты захочешь положить его куда-нибудь подальше, чтобы оно меньше напоминало о бесконечных поучениях отца и матери. Ну что же, положи, но только хорошенько запомни, куда, потому что придет такой день, когда ты вспомнишь эти поучения, скажешь себе: а все-таки прав был отец... и тебе надо будет прочитать это старое полузабытое письмо. Ты найдешь и прочитаешь его. Сохрани же его на всю жизнь.

Письмо Дмитрия Сергеевича Лихачева

Что же самое главное в жизни? Главное может быть у каждого свое собственное, неповторимое. Но все же главное должно быть добрым и значительным. Человек должен думать о смысле своей жизни – оглядывать прошлое и заглядывать в будущее. Люди, ни о ком не заботящиеся, как бы выпадают из памяти, а люди, служившие другим, служившие по–умному, имеющие в жизни добрую и значительную цель, запоминаются надолго.

В жизни надо иметь свое служение – служение какому–то делу. Пусть дело это будет маленьким, оно станет большим, если будешь ему верен.

В жизни ценнее всего доброта… доброта умная, целенаправленная. Знать это, помнить об этом всегда и следовать путями доброты – очень и очень важно.

Целую тебя крепко.

Александр Иванович Герцен. Письмо к сыну

Любезный Саша, в ожидании твоего рапорта о твоих занятиях за прошлую неделю я хочу написать тебе несколько слов.

Ты входишь теперь в тот возраст, когда дети бедных людей начинают уже работать и серьезно заниматься, а потому я тебе расскажу не о Цюрихе, не о ипподроме, а о том, что здесь было в суде.

Ты слыхал о знаменитом французском мыслителе Викторе Гюго; вчера судили его сына за то, что он написал в журнале статью, в которой говорил, что казнить людей отвратительно.

Отец его сам стал защищать сына и, предвидя, что его сына все же обвинят и посадят в тюрьму, вот чем он кончил свою речь.

«Сын мой, тебе делают сегодня великую честь: тебя считают достойным страдать за правду. С сегодняшнего дня ты вступаешь в действительную жизнь. Ты можешь гордиться, что в твоих летах ты уже на той скамье, на которой сидели Беранже и Шатобриан, будь тверд и незыблем в твоих убеждениях, ты их принес в крови, ты им научился у твоего отца».

Сына Гюго осудили на шесть месяцев. Когда они с отцом вышли из суда, народ, ожидавший их, окружил карету и кричал: «Да здравствует Гюго!» Гюго отвечал: «Да здравствует республика!»

Ты видишь, дружок Саша, что как ни больно отцу, что он должен сына отдать в тюрьму, но для него этот день останется как один из лучших в жизни. Вспомни маленького Грибуля и он пострадал за правду и за желание, чтобы всем было хорошо. Те, которые гонят, осуждают за это, те хотят, чтоб только им было хорошо.

Надобно быть или Грибулем, или Бурбоном: надобно бороться, собою жертвовать или приносить себя на жертву друзей и врагов. Но быть Грибулем не только выше, но и веселее. Помнишь, как он в тюрьме приучил мышей, лягушек и пел песни? На совести у него ничего не было, он сделал свое дело, а какой-нибудь Бурбон, отравивши жизнь другим, мучится, завидует, боится, стыдится.

Так-то и я хочу со временем видеть тебя идущего по дороге, по которой я шел 25 лет. Не думай, чтобы нужно было натыкаться самому на беды - нет, надобно быть готовому на всякую борьбу. Не придет она - можно другое делать. Но если придет - что бы ни было, стой за свою истину, за то, что ты любишь, а там, что бы ни вышло.

Целую тебя крепко.

Занимайся, как можно больше, русским языком. Ты никогда не забывай, что ты должен быть русским.

Бланк оценивания

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Зн Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

12. Добрый день, дорогой сын!

Твое письмо очень обрадовало меня (хотя ты долго не писал, почти две недели). Хорошо, что в вашем коллективе пробуждаются интеллектуальные интересы, что вы начинаете споры, да еще по такому вопросу: свобода и долг. Ты приглашаешь меня принять участие в вашем споре, что же, с радостью делаю это. Ты пишешь, что кое-кто из твоих товарищей придерживается такого мнения: в некоторых сферах деятельности ("в вопросах личной жизни", твоими словами человек абсолютно свободен (?), в других же сферах его свобода ограничена требованиями общества. Ты не согласен с этой точкой зрения и я поддерживаю тебя. Твоя точка зрения ("быть свободным - значит всегда уметь поступать правильно - так, как требуют интересы народа") по существу повторяет известные слова Маркса: Таким образом, свобода воли означает не что иное, как способность принимать решения со знанием дела11. Молодые люди стремятся самую сложную мысль выражать своими словами, и это очень хорошо. Абсолютной свободы нет и не может быть. Ведь человек живет среди людей. В. И. Ленин учит, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя 12. А кое-кто из твоих оппонентов разделяет жизнь перегородкой: по одну сторонку - то, что человек может делать, оглядываясь на общество, по другую сторону - то, что он волен делать, абсолютно не думая о людях. Такое деление по существу лежит в основе философии мещанина: на службе он может выглядеть благопристойным, чистеньким, а дома - кулаком, мироедом, тираном, мучителем ближних. Сколько еще таких людей есть у нас в обществе! Особенно вредна мысль об абсолютной свободе в сфере интимных, нравственно-эстетических отношений - в любви, браке, семейной жизни. В этих сферах человеческой жизни свобода является прежде всего величайшей ответственностью. Хорошо сказал об этом Леонид Мартынов:

Я уяснил, Что значит быть свободным. Я разобрался в этом чувстве трудном, Одном из самых личных чувств на свете. И знаете, что значит быть свободным? Ведь это значит быть за все в ответе! За все я отвечаю в этом мире - За вздохи, слезы, горе и потери.., За веру, суеверье и безверье.13

Кстати, если ты не читал стихотворений этого хорошего поэта, я пришлю тебе его "Избранное". Советский человек поистине свободен. Но мы, коммунисты, никогда не скрываем того, что свободу мы понимаем только как деятельность в интересах народа. Проповедь войны, насилия, разврата у нас карается законом, здесь нет и не может быть никакой свободы личности. Если бы каждый мог делать, что ему вздумается, общество превратилось бы в сумасшедший дом, и человеку страшно было бы выйти на улицу. Основа свободы советского человека - это гармония общественных и личных интересов. Общество заинтересовано в том, чтобы ты, студент, учился хорошо, стал хорошим специалистом. Это в интересах трудового народа. Значит, ты свободен выбрать сотни путей для того, чтобы учиться как можно лучше. Не волен выбирать только ни одного пути к тому, чтобы увиливать от учения, бездельничать. Главное - это воля самого человека, самоограничение. Надо тонко чувствовать три вещи: можно, нельзя и надо. Тот, кто чувствует эти вещи, обладает важнейшей особенностью гражданина - чувством долга. Долг - это свобода в действии, это одухотворение человеческих поступков благородной идеей - во имя чего я делаю это. Наше общество является самым справедливым в мире, и поэтому выполнение долга не связывает человека, не сковывает его свободы воли, а наоборот - предоставляет ему подлинную свободу, Долг и совесть - эти нравственные чувства составляют важнейшую черту, отличающую человека от животного. Развивай в себе человеческое, дорогой сын. Следуй поучению Гете: "Как познать себя? Не путем созерцания, но только путем деятельности. Попробуй выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть" 14. Желаю тебе крепкого здоровья и бодрого духа. Обнимаю и целую тебя. Твой отец.

13. Добрый день, дорогой сын!

Пишу тебе из Берлина. Я говорил перед отъездом, что буду здесь дней пятнадцать, но по приезде в Берлин постарался ускорить дела,

не тратить попусту время и выехать раньше. Буду в ГДР дней десять. Я не впервые за границей: приходилось побывать во многих странах. И каждый раз, когда судьба забрасывает далеко от родной земли, с новой силой пробуждается чувство любви к Родине. Вдали от Родины с особенной глубиной чувствуешь свою ответственность за все, что есть у нас дома. Как только кто-нибудь из твоих зарубежных собеседников что-нибудь скажет то ли о советской школе, то ли об экономике нашей страны,- сердце твое замирает, как будто говорят лично о тебе. Как радостно слышать все хорошее! Какое чувство гордости охватывает душу, когда слышишь о своей Родине как о путеводной звезде человечества. Родина-это ласковая и требовательная мать. Матери больно, если ее сын стал плохим человеком - ленивым, бессердечным, слабовольным, лицемерным, нечестным. Родине, как родной матери, больно, если ты не станешь настоящим человеком. Живи и трудись так, чтобы Родина гордилась тобой. Умей увидеть самого себя с наивысшей вершины с точки зрения высших интересов родного народа. Гордись своими предками - борцами за свободу и независимость Родины, за освобождение трудящихся от эксплуатации, за победу социалистической революции, за спасение мира от фашизма. Имена великих сынов твоей Родины это твоя святыня, твоя гордость. Помни, что наша Родина - первое в мире социалистическое государство. Она открыла человечеству путь к коммунизму. Это твоя национальная гордость. Помни, что наша Родина дала миру великого Ленина. Я ехал через Польшу, Германию и видел множество могил, где покоится прах советских воинов. Тысячи братских могил. Миллионы сыновей нашей Родины погибли за то, чтобы мир не был в фашистском рабстве. Я был в Бухенвальде теперь здесь музей-памятник жертвам фашизма, а в годы войны здесь был один из самых страшных лагерей смерти. Волосы подымаются на голове, когда видишь, как с немецкой точностью и методичностью фашисты уничтожали здесь сотни тысяч (так говорят - сотни тысяч, а может быть, и миллионы - никто не знает, документы все уничтожены...) узников, среди которых больше всего было советских людей. Я видел засушенные человеческие головы и сумочки, сделанные из человеческой кожи, из человеческого волоса фашисты делали мешки и матрацы. Я видел мыло, сваренное из человеческих костей. Страшная судьба угрожала миру. В музее я видел фашистские планы: они намеревались полностью уничтожить славянские народы. Помни, что от этой угрозы человечество спас рядовой советский воин, который лежит под березкой... Помни, что за твое счастье отдали жизнь тысячи людей. В тюрьмах и на виселице, под пулями и в адских печах лагерей смерти, в смертельных боях за каждый шаг земли - от Волги до Берлина умирали советские люди, умирали твои ровесники. Помни, что двадцать два миллиона лучших сыновей нашей Родины погибли, оберегая твою колыбель. Миллионы матерей не знают, где похоронены их дети. В счастливый день своей жизни приди на могилу героев. Склони перед ними свою голову, возложи цветы. Помни, что у каждого народа есть своя святыня - герои, отдавшие жизнь на алтарь свободы и счастья человечества. Пусть для тебя будет дорога память об Иване Сусанине и Устиме Кармелюке, об Александре Ульянове и Шандоре Петефи, о Сергее Лазо и Эрнсте Тельмане, о Зое Космодемьянской и Юлиусе Фучике, об Александре Матросове и Никосе Белояннисе, о Мусе Джалиле и Хулиане Гримау. Помни, что на такую же вершину доблести и героизма народ вознес каждого из двадцати миллионов погибших. Может быть, ты удивляешься: почему отец не рассказывает в своем письме ничего интересного о зарубежной жизни, о людях; почему он говорит о том, что давно известно... Потому что здесь - что бы я ни видел, о чем бы ни услышал - я думаю о Родине, вижу Родину. Думаю о поколении, которому сейчас двадцать лет. Прекрасное поколение, завидная судьба ваша, дорогой сын. Ты и твои ровесники доживете до начала 21-го столетия, будете в расцвете творческих сил. Меня больше всего тревожит: сумеем ли мы, ваши отцы, передать вам все наши нравственные ценности, все наши богатства, которые так дорого достались нам? Поймете ли вы до конца, почувствуете ли всем сердцем, какие страшные трудности переживали мы в годы Великой Отечественной войны и в годы восстановления народного хозяйства нашей Родины? Хочется, чтобы вы стали достойными нашими наследниками. Чтобы дорожили созданным старшими поколениями. И самое главное - чтобы у каждого из вас, нашей смены, главным в жизни было то, что ни с чем не сравнимо и не сопоставимо - Советская Родина. Надо быть готовым к ее защите. Вы изучаете военное дело - надо со всей серьезностью относиться к этому предмету. Каждому из нас, мужчина, надо твердо помнить: у меня две специальности: первая - то ли учитель, то ли агроном, инженер, а вторая у всех одна и та же - защитник Родины. Домой буду ехать через неделю. Обязательно заеду к тебе. Желаю тебе крепкого здоровья и бодрого духа. Твой отец.

Утверждаю

Русская лит-ра

Класс 9

Тема: АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ГЕРЦЕН.

ИЗ ПИСЬМА К СЫНУ

(урок внеклассного чтения)

Учащиеся будут знать тематическое и идейное содержание произведения

Учащиеся должны иметь представление о биографии писателя, тематическом и идейном содержании произведения;

Обеспечить условия для формирования нравственных критериев, этических норм поведения в жизни.

М е т о д ы:

работа с книгой, метод проблемного вопроса, иллюстративный, словесный, частично-поисковый

Технология:

мультимедийная презентация, видеофильмы

Ожидаемый результат:

Учащиеся

Ход урока:

У тебя страшно много, ужасно много ума, так много, что я право не знаю, зачем его столько одному человеку…

В.Г.Белигский

Этапы урока

Время

Действия учителя

Действия учащихся

1. Орг момент

Демонстрация видеофильма «Письма к сыну», беседа:

Как вы думаете, о чём мы будем сегодня говорить на уроке?

Смотрят, отвечают на вопросы

2. Стадия вызова

Демонстрация портрета Александра Македонского

Кто изображён на портрете?

Отвечают на вопросы

3. Стадия «Осмысление». Просмотр видефильма

Демонстрация видеофильма «Жизненный и творческий путь Герцена» с сайта https://www.youtube.com/watch?v=_OuSKGxb_AY

Смотрят видеофильм

4 . Деление на группы

Метод «Жизнь»/«Творчество»

Делятся на 2 группы

5 . Изучение биографии

Организация работы по раздаточному материалу

1) работа учащихся в группах

2) презентация

1 группа: биография

2 группа: творчество

6. Работа по теории литературы

Организация беседы по вопросу:

Как вы думаете, почему это произведение называется письмом?

Отвечают на вопрос

Вы, наверное, заметили, что очень большое значение в творчестве классиков литературы занимает переписка? Это сейчас, в век телефонов, компьютеров, факсов, модемов, Интернета, электронной почты мы отучились писать письма друг другу, в лучшем случае ограничиваемся открытками на праздники и дни рождения. А между тем письмо - интереснейший жанр литературы, называется этот жанр эпистолярным жанром.

Из истории термина:

Письмо - письменная речь, беседа, посылаемая от одного лица другому. (В.И.Даль).

Жанр письма относится к эпистолярной литературе. От греческого epistole – письмо, послание.

Эпистолярный - написанный в форме писем, состоящий из писем.

7. Прослушивание рассказа

Чтение произведения

слушают

Ты видишь, дружок Саша, что как ни больно отцу, что он должен сына отдать в тюрьму, но для него этот день останется как один из лучших в жизни. Вспомни маленького Грибуля, и он пострадал за правду и за желание, чтобы всем было хорошо. Те, которые гонят, осуждают за это, те хотят, чтоб только им было хорошо.

Целую тебя крепко.

8. Беседа

Задаёт вопросы

Отвечают

1) Знание

Когда написано письмо?

О ком Герцен написал в письме?

Кого защищал Гюго?

На сколько осудили сына Гюго?

2) Понимание

Что вы узнали о сыне Гюго?

Почему осудили сына Гюго?

Объясните взаимосвязь Гюго и Герцена?

3) Применение

Объясните, почему Герцен приводит в пример Грибуля?

4) Анализ

Сравните Грибуля и Бурбона

5) Синтез

Прочитайте письма Д.Лихачёва и В.Сухомлинского. В чём их схожесть с письмом Герцена?

6) Оценивание

Что вы думаете о письме Герцена к сыну?

9. Определение темы и идеи

Как вы думаете, какова тема и идея произведения?

Высказывают мнения о теме и идее произведения

Тема:

напутствие отца к сыну

Идея:

воспитание в сыне нравственных понятий, призыв к борьбе за справедливость

10. Просмотр видеофильма «Письмо с фронта»

Демонстрация отрывка из видеофильма

Письма писались в разные времена. Они всегда представляли огромную ценность, потому что они были единственной ниточкой, которая связывала родных и близких людей. Письма во время войны… Как ждали этих заветных треугольников бойцы, как рады они были весточке от родных и близких! Ждали писем и в тылу, верили в победу. До сих пор во многих семьях хранятся письма военных лет. Они пожелтели от времени, выцветают чернила. С трепетом и волнением держишь эти письма в руках, видишь строки, написанные в тяжелое для страны время. Уже нет в живых многих, писавших эти письма, но бережно хранятся эти заветные листочки как семейные реликвии. Их будут показывать детям и внукам, потому что это часть великой победы, 70-летие которой мы будем отмечать в этом году.

11. Определение темы и идеи

Какова тема и идея произведения

Определяют

Тема:

Напутствие сыну

Идея:

Выражение убеждений о смысле жизни, призыв к борьбе, к активной жизненной позиции

12. Обобщение

Метод кластера

Составляют ассоциации «Герцен»

13 . Рефлексия

С какими словами Герцена я согласен?

Отвечают на вопрос

14. Оценивание

Дом/задание

Комментирование участия учащихся на уроке

Д/задание

1) сообщение о писателе

2) учебная статья

Бланк оценивания

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Герцен родился в семье богатого помещика Ивана Алексеевича . Мать - 16-летняя Генриетта-Вильгельмина-Луиза Гааг. Герцен носил : Герцен - «сын сердца».

Герцен получил обычное дворянское воспитание на дому, основанное на чтении произведений иностранной литературы, преимущественно конца . Французские романы, комедии с ранних лет настроили мальчика в восторженном, сентиментально-романтическом тоне. Систематических занятий не было, но - и – научили мальчика иностранным языкам. Герцен проникся свободолюбивыми стремлениями, читая стихи : «Оды на свободу», «Кинжал». Сильное впечатление на мальчика (Герцену было 13 лет) произвело известие о 14 декабря 1825 года. У него зарождаются первые, ещё смутные мечты о революционной деятельности, он клянётся бороться за свободу.

В 1829 году Герцен поступил в на . В университете Герцен принимал участие в так называемой «маловской истории» (протест студентов против нелюбимого преподавателя),

В Герцен был сослан в , а оттуда в , где и был определен на службу в канцелярию губернатора.

В начале Герцену было разрешено возвратиться в Москву. В мае 1840 года он переехал в Петербург, где по настоянию отца стал служить в канцелярии . Но в июле 1841 года за резкий отзыв в одном письме о деятельности полиции Герцен был выслан в , где служил в губернском правлении до июля 1842 года, после чего он поселился в Москве.

Герцен часто ездил в на собрания , а вскоре после смерти своего отца в 1847 году уехал навсегда за границу. Он жил в Франции, Швейцариюи, в Ницце.

После смерти жены в 1852 году Герцен переехал в , где основал типографию и с издавал еженедельную газету « ».

9 января 1870 года Александр Иванович Герцен умер от в Париже. Похоронен он был в .

Литературная и публицистическая деятельность

Литературная деятельность Герцена началась ещё в 1830-х годах. Первая статья, подписанная псевдонимом Искандер, была напечатана в «Телескопе» за и называлась « ». К тому же времени относится «Речь, сказанная при открытии вятской публичной библиотеки» и «Дневник» (1842).

Во Владимире написаны: «Записки одного молодого человека» и «Ещё из записок молодого человека» (1840 – 1841)

С 1842 по 1847 год помещает в «Отечественных записках» и статьи: «Дилетантизм в науке», «Дилетанты-романтики», «Цех учёных», « в науке», «Письма об изучении природы». Здесь Герцен восставал против учёных педантов и формалистов, против науки, отчуждённой от жизни. В статье «Об изучении природы» мы находим философский анализ различных методов знания. Тогда же Герценом написаны: «По поводу одной драмы», «По разным поводам», «Новые вариации на старые темы», «Несколько замечаний об историческом развитии чести», «Из записок доктора Крупова», роман « », « », «Москва и Петербург», « и Владимир», «Станция Едрово», «Прерванные разговоры».

Из всех этих произведений особенно выделяются повесть «Сорока-воровка», в которой изображено ужасное положение «крепостной интеллигенции», и роман «Кто виноват?», посвященный вопросу о свободе чувства, семейных отношениях, положении женщины в браке. Основная мысль романа заключается в том, что люди, основывающие свое благополучие исключительно на почве семейного счастья и чувства, чуждые интересов общественных и общечеловеческих, не могут обеспечить себе прочного счастья, и оно в их жизни всегда будет зависеть от случая.

За границей он написал письма из «Avenue Marigny» (первые напечатаны в «Современнике», все четырнадцать под общим заглавием: «Письма из Франции и Италии», издание ), представляющие замечательную характеристику и анализ событий и настроений, волновавших в 1847 - 1852 годах. Здесь мы встречаем вполне отрицательное отношение к западноевропейской , её и общественным принципам и горячую веру автора в грядущее значение четвёртого сословия. Особенно сильное впечатление и в , и в Европе произвело сочинение Герцена «С того берега» (), в котором Герцен высказывает полное разочарование Западом и западной цивилизацией. Следует ещё отметить письмо к Мишле: «Русский народ и социализм» - страстную и горячую защиту русского народа против тех нападок и предубеждений, которые высказывал в одной своей статье Мишле.

« » - ряд воспоминаний, имеющих частью характер автобиографический, но дающих и целый ряд высокохудожественных картин, ослепительно-блестящих характеристик, и наблюдений Герцена из пережитого и виденного им в России и за границей.

Добрый день, дорогой сын!

Письмо В. А.Сухомлинского сыну

Добрый день, дорогой сын!

Письмо Дмитрия Сергеевича Лихачева

Целую тебя крепко.

Занимайся, как можно больше, русским языком. Ты никогда не забывай, что ты должен быть русским.

Александр Иванович Герцен. Письмо к сыну

Целую тебя крепко.

Занимайся, как можно больше, русским языком. Ты никогда не забывай, что ты должен быть русским.

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Зн Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Оценивание

Бланк оценивания

Фамилия учащегося ______________________ Класс _______ Дата _______

Стадия вызова

Работа в группе

Работа по произведению

Обобщение

Общий балл

Понимание

Применение

Александр Иванович Герцен (1812–1870) был незаконным сыном богатого русского помещика Яковлева и немецкой девушки Луизы Гааг, увезенной им в Россию из Штутгарта. Мальчиком четырнадцати лет во время коронации Николая I в Москве (после казни декабристов), находясь в толпе «перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой» («Былое и думы»), Герцен «клялся отомстить за казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками» (там же).

Герцен окончил физико-математическое отделение Московского университета. В бытность студентом он сильно увлекался социализмом Сен-Симона. В 1834 г. Герцен был арестован и выслан на северо-восток России, где его обязали работать в правительственном учреждении. В 1842 г. он вышел в отставку, поселился в Москве и посвятил себя усиленному чтению и литературной работе. В 1847 г. Герцен эмигрировал во Францию. В 1855 г. Герцен начал издавать журнал «Полярная Звезда», затем «Колокол». Влияние Герцена на русскую общественную жизнь было значительным. Тем не менее этот человек не создал ничего оригинального в философии. Философские работы Герцена немногочисленны: очерки «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845–1846) и «Письмо сыну- А. А. Герцену» (о свободе и вере) (1876) .

Идеология Герцена сформировалась под влиянием социалистических идей Сен-Симона, философских взглядов. Шиллера, естественнонаучных трудов Гёте, а впоследствии философии Гегеля, Фейербаха и Прудона. Герцен не интересовался теоретической стороной философии. Философия интересовала его постольку, поскольку ее можно было применить на практике, в борьбе за свободу и достоинство личности, за осуществление социальной справедливости.

Ленин охарактеризовал идеологию Герцена следующим образом: «Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом…Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед - историческим материализмом. Эта «остановка» и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 г.» . Слова Ленина выражают типичную для большевиков тенденцию рассматривать как материалиста любого автора, признающего наличие тесной связи между психическим и физическим процессами. Однако на самом деле у Герцена можно обнаружить лишь отрицательное отношение к религии, к идее личного Бога и личного бессмертия. Его взгляды нельзя отождествлять с классическим материализмом, согласно которому психические процессы пассивны и всецело зависят от материальных процессов. Имея естественнонаучное образование, Герцен высоко ценил связь между философией и естествознанием. В то же время он утверждал, что природу следует истолковывать не только методом «чувственной достоверности» (I, 96), но и методом «спекулятивной натуры», которым пользовался Гёте в своих работах по естествознанию (116). «Материалисты-метафизики, - говорил он, - совсем не то писали, о чем хотели; они до внутренней стороны своего вопроса и не коснулись, а говорили только о внешнем процессе; его они изображали довольно верно, и никто с ними не спорит; но они думали, что это всё, и ошибались: теория чувственного мышления была своего рода механическая психология, как воззрение Ньютона - механическая космология… Вообще материалисты никак не могли понять объективность разума…У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом» . Ограниченное рационалистическое мышление ведет к тому, что «материализму надо было последним словом своим принять не робкое и шаткое полупризнание сущности, а. полное отречение от нее» . «Декарт никогда не мог возвыситься до понятия жизни». Он рассматривает тело как машину (I,246–247).

Герцен признавал существование объективного разума в основе природы и называл положение Гегеля о том, «что все действительное разумно, все разумное действительно» - «великой мыслью» (I, 80). В то же время Герцен боролся с ложным истолкованием этого положения и выступал против тех, кто проповедовал «примирение со всей темной стороной современной жизни, называя все случайное, ежедневное, отжившее, словом, все, что ни встретится на улице, действительным и, следовательно, имеющим право на признание» (I, 80).

Герцен не был материалистом как в юные годы, так и в конце своей жизни. Когда его сын, физиолог, прочитал лекцию, в которой он доказывал, что вся деятельность людей и животных суть рефлексы и что, следовательно, нет места свободной воле, Герцен написал «Письмо сыну - А. А. Герцену». «Все явления исторического мира, все проявления организмов - кучевых, сложных, организмов второго порядка - основываются на физиологии, но идут дальше ее…Ход развития истории есть не что иное, как постоянная эмансипация человеческой личности от одного рабства вслед за другим, от одной власти вслед за другой вплоть до наибольшего соответствия между разумом и деятельностью, - соответствия, в котором человек и чувствует себя свободным». «Нравственная свобода есть, таким образом, реальность психологическая…» . Понятие о свободе, развитое в этом письме, является только относительным и, по-видимому, соответствует рамкам детерминизма. Однако детерминистское понимание психологической нравственной свободы не может быть разработано в пределах материалистической системы. Оно предполагает наличие объективного разума в основе природы.

Герцен язвительно критиковал учение славянофилов, поскольку последние идеализировали православие и поддерживали самодержавие. Но после подавления революционного движения 1848 г. Герцен разочаровался в Западной Европе и ее «мелкобуржуазном» духе. В это время он пришел к мысли, что русская деревенская община и артель содержат задатки социализма, который найдет свое осуществление в России скорее, чем в какой-либо другой стране. Деревенская община означала для него крестьянский коммунизм . Поэтому Герцен пришел к мысли о том, что возможно примирение со славянофилами. В своей статье «Московский панславизм и русский европеизм» (1851) он писал: разве социализм «не принимается ли он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку» (I,348).

Герцен верил в будущее социализма. Однако он никогда не рассматривал социализм как совершенную форму общественных отношений. В 1849 г. он писал: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией» .

В 1869 г. Герцен написал статью «К старому товарищу» (М. Бакунину). В статье он писал, что не верит в «прежние революционные пути» (II, 310) и советует «постепенность» в общественном развитии. В настоящее время эту статью с большой пользой для себя могли бы прочитать как сторонники насильственных революционных мер, так и консерваторы - все те, кто не видит нужды в социальных реформах, обеспечивающих каждому человеку материальные условия для приличной жизни

А. Герцен «К старому товарищу»:

«Прежде дело хотели взять грудью, усердием, отвагой и шли зря, на авось — мы на авось не пойдем».

Письмо А.И. Герцена имеет адресатом конкретного и самого яркого представителя «революционной молодежи», М.Бакунина. У бакунинцев «идея» была проста: захватим власть, распустим государственные институты, которые не дают народу жить правильно и освобожденный народ сам построит правильную жизнь.

А ведь эта вера что все произойдет неизбежно, с помощью спасителя ("пролетариатом" "научно" заменили "народ"), проскакивает не только у бакунинцев, анархистов. Маркс тоже в «научном социализме» объяснял: пролетариат вынужден будет совершить переворот, взять власть и начать упразднять государство. В чем заключается переворот, как его совершить, какими средствами упразднять для «отмирания» государство - это Маркс и Энгельс отказались разрабатывать («мы не будем заниматься фантазиями»).

Значение этого письма-предостережения гораздо шире и относится, прежде всего к тем, кто работу по сознательной, научной разработке всех вопросов, которые стоят перед человеком, человечеством, заменяет доктринерством, верой уже не в бога, а в «единственно научную систему». Проблемы человека и человечества не решаются «переворотом», наскоком, «свержением старого строя».

Пока хоть один пункт в теоретических вопросах построения нового общества не разрешен, новое общество не состоится. Маленькой ошибки в чертежах часто достаточно для получения брака целого изделия, на которое положен огромный труд энтузиастов и героев. А буржуазия коммунистического разлива опирается на слова классиков: готового чертежа не будет никогда, в процессе работы будем корректировать. Здорово! Нигде, ни в какой серьезной деятельности невозможно изготовить что нибудь сложное, наукоемкое без чертежей, планов, технологий. Но в общественном строительстве наука не нужна! И так сойдет, мы же умные, придумаем что нибудь. А что эти умные могут придумать, если и сейчас отказываются думать? - Придумают только казарму и «диктатуру пролетариата». С руководящей и направляющей, с умными и исполнителями, начальниками и подчиненными, тепленькими местечками и для остальных.

Пока массы не поймут того, что надо перестраивать и во что, социальная революция невозможна. Сами угнетенные массы встанут на защиту своих оков - за собственность, за привычку жить так, как жили уже тысячелетия.

А если сами революционеры не до конца понимают, что надо делать, как они объяснят это массам?

Революционеры большевики (да и меньшевики) 17-го года шли на захват власти без четкого чертежа будущего (ввяжемся в драку, а там видно будет). Во многом осознание общественных проблем человечества в их головах было упрощенным (=неверным), основанном на упрощениях, которые ввели в «научный социализм» Маркс и Энгельс. На недоработки, ошибки Маркса наложились ошибки революционеров 17-го года.

Человечеству, чтобы выйти из тупика, системы, которая ведет к человечество к самоуничтожению, надо выйти из тупика сознания.

Так как теоретическую работу по выходу из капиталистической системы ведут, в основном, на основе марксизма, поэтому ничего не получается. Вместо свободы мысли - догмы, с помощью которых хотят объяснить современность, жизнь. А если жизнь не подходит под догмы, то всеми средствами пытаются натянуть мертвые схемы на жизнь, доказывая что жизнь не права, а право «вечное и единственно правильное учение».

Мертвые держат живых. Сам Маркс просил: «Оставьте мертвецам хоронить мертвых».

Философское, литературное наследие А.И. Герцена не только не устарело, но вследствие снижения уровня постановки проблем человечества за последние 100 лет, сейчас актуально как никогда. Упрощенничество (марксизм, ленинизм, маоизм и т.п.) приводило, приводит всех революционеров и все до единой «социалистические революции» в тупик, во все тот же капитализм.

Т.20 ч.2 с.848 (из комментариев к статье):

«Письмо четвертое», датированное в автографе июлем 1869 г., по-видимому, было написано именно в это время в Брюсселе. В письме Герцена к Огареву от 2 июля содержатся мысли, сходные с одним из основных высказываний «Письма четвертого»: «Мне, наконец, и эта государственная деятельность на уничтожение государства и это казенно-бюрократическое устройство уничтожения вещей сдается каким-то delirium ом tremens (белой горячкой). В Nancy я посмотрел, как и в Страсбурге, на изуродованные статуи-памятники и мне жаль стало якобинцев, что они так пакостничали».

Статья продолжала оставаться в рукописи. Характер сохранившегося автографа (наличие ряда мест с незавершенной правкой) заставляет полагать, что работа над «письмами» не была доведена до конца. В письмах к Огареву от 18 и 23 сентября 1869 г. Герцен выражал сожаление, что статья осталась ненапечатанной.

Однако и после смерти Герцена Огарев продолжал считать несвоевременной публикацию писем «К старому товарищу». Наследники Герцена отложили бы по этой причине их обнародование еще на больший срок, если бы в марте 1870 г. H. А. Тучковой-Огаревой не было получено письмо от имени никогда не существовавшего Бюро иностранных агентов русского революционного общества «Народная расправа» (письмо было написано С. Г. Нечаевым), требовавшее отказа от печатания последних произведений Герцена как вредных для русского революционного движения. Возмущенный характером и тоном этого письма сын Герцена заявил, что считает своим священным долгом опубликовать все произведения отца (см. ЛН, т. 41-42, стр. 162—163 и «Архив Огаревых», М.—Л., 1930, стр. 78—81) Сборник в который включены были письма «К старому товарищу» вышел в свет осенью 1870 г.

Из книги А.И. Володина и Б.М. Шахматова «Утопический социализм в России»:

«В произведениях 50-60-х годов («Былое и думы», 1852-68, «Концы и начала», 1862-63, «Письма к противнику», 1864,и др.), уделяя особое внимание разработке проблем личности и общества, Герцен выступал последовательным критиком как буржуазного индивидуализма, «мещанства», так и уравнительных коммунистических утопий (Бабефа, Каабе и др.). Стремясь избежать крайностей фатализма и волюнтаризма, понять историю как «свободное и необходимое дело» человека, Герцен развивает идею единства среды и личности, исторических обстоятельств и человеческой воли.

Пересматривая свое прежнее понимание перспектив социального развития Европы, он вновь ставит вопрос о «современной борьбе капитала с работой». Теоретическим завещанием Герцена стала последняя его работа - «К старому товарищу» (1869), в которой, адресуясь к М.А. Бакунину, Герцен осуждает крайне экстремистские призывы к немедленном социальному перевороту, уничтожению государства, требование не «учить народ», а «бунтовать его».

А.Герцен К СТАРОМУ ТОВАРИЩУ с.с. в 30т.т. т.20 ч.2 с.575

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Одни мотивы, как бы они ни были достаточны,

не могут быть действительны без достаточных

Иеремия Бентам

(Письмо к Алекс<андру> І)

Нас занимает один и тот же вопрос. Впрочем, один серьезный вопрос и существует на историческом череду. Все остальное — или его растущие силы... или болезни, сопровождающие его развитие, т. е. страдания, которыми новый и более совершенный организм вырабатывается из отживших и тесных форм — прилаживая их к высшим потребностям. Конечное разрешение у нас обоих одно. Дело между нами вовсе не в разных началах и теориях, а в разных методах и практиках, в оценке сил, средств, времени, в оценке исторического материала. Тяжелые испытания с 1848 разно отозвались на нас. Ты больше остался, как был, тебя жизнь сильно помучила — меня только помяла, но ты был вдали — я стоял возле. Но если я изменился — то вспомни, что изменилось все.

Экономически-социальный вопрос становится теперь иначе, чем он был двадцать лет тому назад. Он пережил свой религиозный и идеальный, юношеский возраст — так же, как возраст натянутых опытов и экспериментаций в малом виде, самый период жалоб, протеста, исключительной критики и обличенья приближается к концу. В этом великое знамение его совершеннолетия. Оно достигается наглазно, но не достигнуто — не от одних внешних препятствий, не от одного отпора, но и от внутренних причин. Меньшинство, идущее

вперед, не доработалось до ясных истин, до практических путей до полных формул будущего экономического быта. Большинство — наиболее страдающее — стремится одною частью (городских работников) выйти из него, но удержано старым, традиционным миросозерцанием другой и самой многочисленной части. Знание и пониманье не возьмешь никаким coup d’Etat и никаким coup de tête.

Медленность, сбивчивость исторического хода нас бесит и душит, она нам невыносима, и многие из нас, изменяя собственному разуму, торопятся и торопят других. Хорошо ли это или нет? В этом весь вопрос.

Следует ли толчками возмущать с целью ускорения внутреннюю работу, которая очевидна? Сомнения нет, что акушер должен ускорять, облегчать, устранять препятствия, но в известных пределах — их трудно устано<в>ить и страшно переступать. На это, сверх логического самоотвержения, надобен <т>акт и вдохновенная импровизация. Сверх того, не везде одинаковая работа — и одни пределы.

Петр I, Конвент научили нас шагать семимильными сапогами, шагать из первого месяца беременности в девятый и ломать без разбора все, что попадется на дороге. Die zerstörende Lust ist eine schaffende Lust — и вперед за неизвестным богом-истребителем, спотыкаясь на разбитые сокровища — вместе с всяким мусором и хламом.

Мы видели грозный пример кровавого восстания, в минуту отчаяния и гнева сошедшего на площадь и спохватившегося на баррикадах, что у него нет знамени. Сплоченный в одну дружину, мир консервативный побил его — и следствие этого было то ретроградное движение, которого следовало ожидать, — но что было бы, если б победа стала на сторону баррикад? — в двадцать лет грозные бойцы высказали все, что у них было за душой?.. Ни одной построяющей, органической мысли мы не находим в их завете, а экономические промахи, не косвенно, как политические, а прямо и глубже ведут к разорению, к застою, к голодной смерти.

Наше время — именно время окончательного изучения, того изучения, которое должно предшествовать работе осуществления так, как теория паров предшествовала железным

дорогам. Прежде дело хотели взять грудью, усердием, отвагой и шли зря, на авось — мы на авось не пойдем.

Ясно видим мы, что дальше дела не могут идти так, как шли, что конец исключительному царству капитала и безусловному праву собственности так же пришел, как некогда пришел конец <ца>рству феодальному и аристократическому. Как перед 1789 обмиранье мира средневекового началось с сознания несправедливого соподчинения среднего сословия, так и теперь переворот экономический начался сознанием общественной неправды относительно работников. Как тогда упрямая и выродившаяся буржуазия тянет сама себя в могилу.

Но общее постановление задачи не дает ни путей, ни средств, ни даже достаточной среды. Насильем их не завоюешь. Подорванный порохом, весь мир буржуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир. Потому что он внутри не кончен и потому еще, что ни мир построяющий, ни новая организация не настолько готовы, чтоб пополниться, осуществляясь. Ни одна основа из тех, на которых покоится современный порядок, из тех, которые должны рухнуть и пересоздаться, не настолько почата и расшатана, чтоб ее достаточно было вырвать силой, чтоб исключить из жизни. Государство, церковь, войско отрицаются точно так же логически, как богословие, метафизика и пр. В известной научной сфере они осуждены, но вне ее академических стен они владеют всеми нравственными силами.

Пусть каждый добросовестный человек сам себя спросит, готов ли он. Так ли ясна для него новая организация, к которой мы идем, как общие идеалы — коллективной собственности, солидарности, — и знает ли он процесс (кроме простого ломанья), которым должно совершиться превращение в нее старых форм? И пусть, если он лично доволен собой, пусть скажет, готова ли та среда, которая по положению должна первая ринуться в дело.

Знание неотразимо — но оно не имеет принудительных средств — излечение от предрассудков медленно, имеет свои*

фазы и кризисы. Насильем и террором распространяются религии и политики, учреждаются самодержавные империи и нераздельные республики, насильем можно разрушать и расчищать место — не больше. Петрограндизмом социальный переворот дальше каторжного равенства Гракха Бабёфа и коммунистической барщины Кабе не пойдет. Новые формы должны все обнять и вместить в себе все элементы современной деятельности и всех человеческих стремлений. Из нашего мира не сделаешь ни Спарту, ни бенедиктинский монастырь. Не душить одни стихии в пользу других следует грядущему перевороту, а уметь все согласовать — к общему благу (как мечтали о страстях фурьеристы).

Экономический переворот имеет необъятное преимущество перед всеми религиозными и политическими революциями — в трезвости своей основы. Таковы должны быть и пути его — таково обращение с данным. По мере того как он вырастает из состояния неопределенного страданья и недовольства, он невольно становится на реальную почву. Тогда как все другие перевороты постоянно оставались одной ногой в фантазиях, мистицизмах, верованиях и неоправданных предрассудках патриотических, юридических и пр.

Экономические вопросы подлежат математическим законам. Конечно, математический, как и всякий научный, закон носит доказательства в самом себе и не нуждается ни в эмпирическом оправдании, ни в большинстве голосов. Но для приложения — эмпирическая сторона и все внешние условия осуществления выступают на первый план. «Мотивы могут быть истинны, но без достаточных средств они не осуществятся». Все это принято во всех делах человеческих и обходится слишком сангвиническими людьми в деле такого значения, как общественное пересоздание. Какой механик не знает, что его выкладка, формула не перейдет в действительность, пока в ряду явлений, захватываемых ими, будут элементы, неподчиняющиеся, посторонние или подлежащие другим законам. Большей частью в физическом мире эти возмущающие элементы несложны и легко вводятся в нее, как вес линии маятника, упругость среды, в которой делаются его размахи и пр. В мире исторического развития это не так просто.

Процессы общественного роста, их отклонения и уклонения, их последние

результаты до того переплелись, до того неразымчато вошли в <гл>убочайшую глубь народного сознания, что приступ <к> ним вовсе не легок, что с ними надобно очень считаться, — и одним реестром отрицаемого, отданным, как в «приказе по социальной армии», ничего, кроме путаницы, не сделаешь.

Против ложных догматов, против верований, как бы они ни были безумны, одним отрицаньем, как бы оно ни было умно, бороться нельзя, — сказать «не верь!» так же авторитетно и в сущности, нелепо, как сказать «верь!» Старый порядок вещей крепче признанием его, чем материальной силой, его поддерживающей. Это всего яснее там, где у него нет ни карательной, ни принудительной силы, где он твердо покоится на невольной совести, на неразвитости ума и на незрелости новых воззрений , как в Швейцарии и Англии.

Народное сознание так, как оно выработалось, представляет естественное, само собой сложившееся, безответственное, сырое произведение разных усилий, попыток, событий, удач и неудач людского сожития, разных инстинктов и столкновений — его надобно принимать за естественный факт и бороться с ним, как мы боремся со всем бессознательным, — изучая его, овладевая им и направляя его же средства — сообразно нашей цели.

В социальных нелепостях современного быта никто не виноват и никто не может быть казнен — с большей справедливостью, чем море, которое сек персидский царь, или вечевой колокол, наказанный Иоанном Грозным. Вообще винить, наказывать, отдавать на копья — все это становится ниже нашего пониманья. Надобно проще смотреть, физиологичнее и окончательно пожертвовать уголовной точкой

зрения, а она, по несчастью, прорывается и мешает понятия вводя личные страсти в общее дело и превратную перестановку невольных событий в преднамеренный заговор. Собственность, семья, церковь, государство были огромными воспитательными формами человеческого освобождения и развития — мы выходим из них по миновании надобности.

Обрушивать ответственность за былое и современное на последних представителей «прежней правды», делающейся «настоящей неправдой», так же нелепо, как было нелепо и несправедливо казнить французских маркизов за то, что они не якобинцы, и еще хуже — потому что мы за себя не имеем якобинского оправдания — наивной веры в свою правоту и в свое право. Мы изменяем основным началам нашего воззрения, осуждая целые сословия и в то же время отвергая уголовную ответственность отдельного лица. Это мимоходом — для того, чтоб не возвращаться.

Прежние перевороты делались в сумерках, сбивались с пути, шли назад, спотыкались... и, в силу внутренней неясности, требовали бездну всякой всячины, разных вер и геройств, множество выспренних добродетелей, патриотизмов, пиетизмов. Социальному перевороту ничего не нужно, кроме пониманья и силы, знанья — и средств.

Но пониманье страшно обязывает. Оно имеет свои неотступные угрызения разума и неумолимые упреки логики.

Пока социальная мысль была неопределенна, ее проповедники — сами верующие и фанатики — обращались к страстям и фантазии столько, сколько к уму. Они грозили собственников карой и разорением, позорили, стыдили их богатством, склоняли их на добровольную бедность страшной картиной ее страданий. (Странное captatio benevolentiae — согласись.) Из этих средств социализм вырос. Не то надобно доказать собственникам и капитал<иста>м, что их обладание грешно, безнравственно, беззаконно (понятия, взятые из совсем иного миросозерцания, чем наше), а то, что [современная монополь их — вредная и обличенная] нелепость, [нуждающаяся в огромных] контрфорсах, чтоб не рухнуть, что эта нелепость пришла к сознанию неимущих, в силу чего оно становится невозможным. Им надобно показать, что борьба против неотвратимого —

бессмысленное истощение сил и что чем она упорнее, тем к большим потерям и гибелям она приведет. Твердыню собственности и капитала надобно потрясти расчетом, двойной бухгалтерией, ясным балансом дебета и кредита. Самый отчаянный скряга не предпочтет утонуть со всем товаром, если может спасти часть его и самого себя, бросая другую за борт. Для этого необходимо только, чтоб опасность была так же очевидна для него, как возможность спасения.

Новый водворяющийся порядок должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной. Нанося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оставить на свою судьбу все немешающее, разнообразное, своеобычное. Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только в пропитании.

Но этого и не будет. Человечество во все времена, самые худшие, показывало, что у него в potentialiter — больше потребностей и больше сил, чем надобно на одно завоевание жизни, — развитие не может их заглушить. Есть для людей драгоценности, которыми оно не поступится и которые у него из рук может вырвать одно деспотическое насилие, и то на минуту горячки и катаклизма.

И кто же скажет без вопиющей несправедливости, чтоб и в былом и отходящем не было много прекрасного и что оно «но погибнуть вместе с старым кораблем.

ПИСЬМО ВТОРОЕ

Международные работничьи съезды становятся ассизами, перед которыми вызывается один социальный вопрос за другим, они получают больше и больше организующий склад, их члены — эксперты и следопроизводители. Они самую стачку и остановку работ допускают как тяжелую необходимость,

Мои возражения, так, как и вообще возражения, нетерпеливым людям начинают надоедать. «Время слова, — говорят они, — прошло, время дела наступило». Как будто слово не есть дело? Как будто время слова может пройти? Враги наши никогда не отделяли слова и дела и казнили за слова не только одинаким образом, но часто свирепее, чем за дело. Да и действительно, какое-нибудь «Allez dire à votre maître» Мирабо не уступят по влиянию никакому coup de main .

Расчленение слова с делом и их натянутое противуположение не вынесет критики, но имеет печальный смысл как признание, что все уяснено и понято, что толковать не о чем, а нужно исполнять. Боевой порядок не терпит рассуждений и колебаний. Но кто же, кроме наших врагов, готов на бой и силен на

дело? Наша сила — в силе мысли, в силе правды, в силе слова, в исторической попутности... Международные сходы только сильны проповедью, материально дальше отрицательной силы гревы они не могут идти.

— Стало быть, остается по-прежнему сидеть сложа руки весь век, довольствуясь прекрасными речами.

— Не знаю, весь ли век или часть его, но наверное до тех пор не сходить в рукопашную, пока нет ни единства убеждений, ни сосредоточенных сил... Быть правым в бою немного значит, правота давала победу только в суде божием — у нас небесное вмешательство надежды мало.

Чем кончилось польское восстание — правое в требовании, мужественное в исполнении, но невозможное по несоразмерности сил?..

Каково теперь на совести тем, которые подталкивали поляков?

На это говорят наши противники с каким-то философским фатализмом:

«Избрание путей истории не в личной власти; не события зависят от лиц — а лица от событий. Мы только мнимо заправляем движением, но, в сущности, плывем куда волна несет, не зная до чего доплывем».

Пути вовсе не неизменимы. Напротив, они-то и изменяются с обстоятельствами, с пониманьем, с личной энергией. Личность создается средой и событиями, но и события осуществляются личностями и носят на себе их печать — тут взаимодействие. Быть страдательным орудием каких-то не зависимых от нас сил — как дева, бог весть с чего зачавшая, нам не по росту. Чтоб стать слепым орудием судеб, бичом, палачом божиим — надобно наивную веру, простоту неведения, дикий фанатизм и своего рода непочатое младенчество мысли. Честно мы не можем брать на себя ни роль Аттилы, ни даже роль Антона Петрова. Принимая их, мы должны будем обманывать других или самих себя. За эту ложь нам придется отвечать перед своей совестью и перед судом близких нам по духу.

То, что мыслящие люди прощали Аттиле, Комитету общественного спасения и даже Петру I, не простят нам. Мы не слыхали голоса, призывавшего нас свыше к исполнению судеб,

Отвергая их, мы становимся расстригами науки и ренегатами цивилизации.

Самые массы, на которых лежит вся тяжесть быта, с своей македонской фалангой работников, ищут слова и пониманья — и с недоверием смотрят на людей, проповедующих аристократию науки и призывающих к оружию.

И заметьте, проповедники не из народа, а из школы, из книги, из литературы. Старые студенты, жившие в отвлеченьях, они ушли от народа дальше, чем его заклятые враги. Поп и аристократ, полицейский и купец, хозяин и солдат имеют больше прямых связей с массами, чем они. Оттого-то они и полагают возможным начать экономический переворот с tabula rasa, с выжиганья дотла всего исторического поля, не догадываясь, что поле это с своими колосьями и плевелами составляет всю непосредственную почву народа, всю его нравственную жизнь, всю его привычку и все его утешенье. С консерватизмом народа труднее бороться, чем с консерватизмом трона и амвона. Правительство и церковь сами початы духом отрицания, борьба мысли недаром шла под их ударами — она заразила разящую руку; самозащищение правительства — корыстно и гонения церкви — лицемерны.

Народ — консерватор по инстинкту, и потому, что он не знает ничего другого, у него нет идеалов вне существующих условий; его идеал — буржуазное довольство так, как идеал Атта Тролля у Гейне был абсолютный белый медведь. Он держится за удручающий его быт, за тесные рамы, в которые он вколочен — он верит в их прочность и обеспеченье. Не понимая, что эту прочность он-то им и дает. Чем народ дальше от движения истории, тем он упорнее держится за усвоенное, за знакомое. Он даже новое понимает только в старых одеждах. Пророки, провозглашавшие социальный переворот анабаптизма, облачились в архиерейские ризы. Пугачев для низложения немецкого дела Петра сам назвался Петром, да еще самым немецким, и окружил себя андреевскими кавалерами из казаков и разными псевдо-Воронцовыми и Чернышевыми.

Государственные формы, церковь и суд выполняют овраг между непониманием масс и односторонней цивилизацией вершин. Их сила и размер — в прямом отношении с неразвитием их. Взять неразвитие силой невозможно. Ни республика Робеспьера, ни республика Анахарсиса Клоца, оставленные на себя, не удержались, а вандейство надобно было годы вырубать из жизни. Террор так же мало уничтожает предрассудки, как завоевания — народности. Страх вообще вгоняет внутрь, бьет формы, приостанавливает их отправление и не касается содержания. Иудеев гнали века — одни гибли, другие прятались и после грозы являлись и богаче, и сильнее, и тверже в своей вере.

Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы.

В сущности, все формы исторические — volens-nolens — ведут от одного освобождения к другому. Гегель в самом рабстве находит (и очень верно) шаг к свободе. То же — явным образом — должно сказать о государстве: и оно, как рабство, идет к самоуничтожению... и его нельзя сбросить с себя, как грязное рубище, до известного возраста.

Государство — форма, через которую проходит всякое человеческое сожитие, принимающее значительные размеры. Оно постоянно изменяется с обстоятельствами и прилаживается к потребностям. Государство везде начинается с полного порабощения лица — и везде стремится, перейдя известное развитие, к полному освобождению его. Сословность — огромный шаг вперед как расчленение и выход из животного однообразия, как раздел труда. Уничтожение сословности — шаг еще больший. Каждый восходящий или воплощающийся принцип в исторической жизни представляет высшую правду своего времени — и тогда он поглощает лучших людей; за него льется кровь и ведутся войны — потом он делается ложью и, наконец, воспоминанием... Государство не имеет собственного определенного содержания — оно служит одинаково реакции и революции — тому, с чьей стороны сила; это — сочетание колес около общей оси, их удобно направлять туда или сюда — потому

что единство движения дано, потому что оно примкнуто к одному центру. Комитет общественного спасения представлявлял сильнейшую государственную власть, направленную на разрушение монархии. Министр юстиции Дантон был министр революции. Инициатива освобождения крестьян принадлежит самодержавному царю. Этой государственной силой хотел воспользоваться Лассаль для введения социального устройства. Для чего же — думалось ему — ломать мельницу, когда ее жернова могут молоть и нашу муку?

На том же самом основании и я не вижу разумной применимости — в отречении.

Между мнением Лассаля и проповедью о неминуемом распущении государства в федерально-коммунную жизнь лежит вся разница обыкновенного рождения и выкидывания. Из того что женщина беременна, никак не следует, что ей завтра следует родить. Из того, что государство — форма преходящая, не следует, что это форма уже прешедшая... С какого народа, в самом деле, может быть снята государственная опека, как лишняя перевязка, без раскрытия таких артерий и внутренностей, которые теперь наделают страшных бедствий, а потом спадут сами?

Да и будто какой-нибудь народ может безнаказанно начать такой опыт, окруженный другими народами, страстно держащимися за государство, как Франция и Пруссия и пр. Можно ли говорить о скорой неминуемости безгосударственного устройства, когда уничтожение постоянных войск и разоружение составляют дальние идеалы? И что значит отрицать государство, когда главное условие выхода из него — совершеннолетие большинства. Посмотрели бы вы, что делается теперь в просыпающемся Париже. Как тесны грани, в которые бьётся движенье, и как они никем не построены, а сами выросли как из земли.

Po st scriptum.

Маленькие города, тесные круги страшно портят глазомер. Ежедневно повторяя с своими одно и то же, естественно дойдешь до убеждения, что везде говорят одно и то же. Долгое время убеждая в своей силе других... можно убедиться в ней

самому — и остаться при этом убеждении... до первого поражения.

Bruxelles — Paris. Август 1869.

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Иконоборцы наши не останавливаются на обыденном отрицании государства и разрушении церкви, их усердие идет до гонения науки. Тут ум оставляет их окончательно.

Робеспьеровской нелепости, что атеизм аристократичен, только и недоставало объявления науки аристократией.

Никто не спрашивает, насколько вообще подобные определения идут или нет к предмету, — вообще, весь спор «науки для науки» и науки только как пользы — вопросы, чрезвычайно дурно поставленные.

Без науки научной — не было бы науки прикладной.

Наука — сила, она раскрывает отношения вещей, их законы и взаимодействия, и ей до употребления нет дела. Если наука в руках правительства и капитала — так, как в их руках войска, суд, управление. Но это не ее вина. Механика равно служит для постройки железных дорог и всяких пушек и мониторов.

Нельзя же остановить ум, основываясь на том, что большинство не понимает, а меньшинство злоупотребляет пониманьем.

Дикие призывы к тому, чтоб закрыть книгу, оставить науку и идти на какой-то бессмысленный бой разрушения, принадлежат к самой неистовой демагогии и к самой вредной. За ним так и следует разнуздание диких страстей — le déchaînement des mauvaises passions. Этими страшными словами мы шутим, нисколько не считая, вредны <ли> они для дела и для слушающих.

Нет, великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей. Христианство проповедовалось чистыми и строгими в жизни апостолами и их последователями, аскетами и постниками, людьми, заморившими все страсти — кроме одной. Таковы были гугеноты и реформаторы. Таковы были якобинцы

93 года. Бойцы за свободу в серьезных поднятиях оружия всегда были святы, как воины Кромвеля, — и оттого сильны.

Я не верю в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам. Проповедь нужна людям, — проповедь неустанная, ежеминутная, — проповедь, равно обращенная к работнику и хозяину, к земледельцу и мещанину. Апостолы нам нужны прежде авангардных офицеров, прежде саперов разрушенья, — апостолы, проповедующие не только своим, но и противникам.

Проповедь к врагу — великое дело любви. Они не виноваты, что живут вне современного потока, какими-то просроченными векселями прежней нравственности. Я их жалею, как больных, как поврежденных, стоящих на краю пропасти с грузом богатств, который их стянет в нее, — им надобно раскрыть глаза, а не вырвать их — чтоб и они спаслись, если хотят.

Я не только жалею людей, но жалею и вещи, и иные вещи больше иных людей.

Дико необузданный взрыв, вынужденный упорством, ничего не пощадит; он за личные лишения отомстит самому безличному достоянию. С капиталом, собранным ростовщиками, погибнет другой капитал, идущий от поколенья в поколенье и от народа народу. Капитал, в котором оседала личность и творчество разных времен, в котором сама собой наслоилась летопись людской жизни и скристаллизовалась история... Разгулявшаяся сила истребления уничтожит вместе с межевыми знаками и те пределы сил человеческих, до которых люди достигали во всех направлениях... с начала цивилизации.

Довольно христианство и исламизм наломали древнего мира, довольно Французская революция наказнила статуй, картин, памятников, — нам не приходится играть в иконоборцев.

Я это так живо чувствовал, стоя с тупою грустью и чуть не со стыдом... перед каким-нибудь кустодом, указывающим на пустую стену, на разбитое изваяние, на выброшенный гроб, повторяя: «Все это истреблено во время революции»…

Возможно, будет полезно почитать: